Иван-чай: Роман-дилогия. Ухтинская прорва
Шрифт:
— Ты вот что, Роман, — сдерживаясь, сказал Николай, — ты, видать, плохо думал. Иди-ка еще денька три поработай, а потом приходи. Только обмозгуй все до тонкости. Слышишь?
— Да что ж тут думать! — закричал Бажуков, и в глазах его Николай увидел ненависть. — Что ж тут думать, когда душа горит!
— А у меня не горит? Ваша буровая еще не работает, а эта… — Николай оборвал фразу. — Понимаешь или нет? Иди и не мешай.
— Через три дня я зайду все же, — угрожающе пообещал Бажуков.
* * *
На
Штерн безвыходно сидел на буровой и в кернохранилище, проявил особый интерес к несчастному случаю с верхолазом Воронковым и даже пожелал побеседовать на эту тему с заведующей медицинским пунктом Кравченко. Узнав о нововведении Горбачева — бурить с водной промывкой, покачал головой и посоветовал взять на это санкцию по всей форме у начальника производственного отдела.
Полный и флегматичный Батайкин поначалу уклонился от такой санкции, но, проверив буровой журнал с указаниями Горбачева и удостоверившись, что проходка с новой технологией вошла в график, рискнул и сам. Журнал пополнился жирным начальническим росчерком, а Николай почувствовал доверие к этому человеку.
Батайкин, несмотря на свою тяжелую комплекцию, проявлял неожиданную подвижность и сопровождал начальника участка всюду. Расспрашивал мало, стараясь, видимо, все увидеть собственными глазами.
— Пилу сами сотворили? — поинтересовался он на первой буровой. — Хвалю за ухватку! Изобретателя представить в БРИЗ, премируем.
Потом пожелал глянуть на лошадей. Вокруг палатки-конюшни к этому времени развелось большое хозяйство, с тесовыми амбарами, коновязью, навозными кучами и колодцем с целой системой желобов.
— Сюда, стало быть, классового врага приспособил? — с ехидцей спросил Батайкин. — Овес не ворует? Кстати, сколько у него помощников тут?
— Сам, в единственном числе.
— Один? А колодец?
— И колодец сам вырыл: лень было воду возить с речки, — пошутил Николай.
— Гм… Лень, говоришь?
— Ну да. Лошади за день устают, а на подвозку воды специальные коне-дни тратить я ему не разрешил. И без того транспорта не хватает.
— От жалости к конягам, значит? — довольно захохотал Батайкин.
На второй буровой он разнес Николая за использование буровиков на верхолазных работах и приказал готовить специалистов.
— Народ у вас как? — спросил он на третий день.
— Ничего народ, не обижаюсь, — сказал Николай, силясь угадать, куда клонит разговор начальник.
— Ничего? — усомнился тот. — А сволочей нет?
— В каком смысле?
Батайкин не ответил.
Перед отъездом он выслушал многочисленные просьбы Николая,
— У тебя правильный метод, Горбачев! Обычно начальники участков у нас самый крикливый народ, форменные «командёры». А ты спокойный. Сколько я ни присматривался, голоса не повышаешь. И людей слушаешь, а иной раз и слушаешься.
И крепко пожал руку.
Никаких перемен с приездом начальства на Пожме не произошло. Овчаренко, правда, узнал в Штерне того самого деда, что некогда проверял «козырные карты» знакомого Лешке геолога. А Николай был благодарен Батайкину за доброе отношение и росчерк в буровом журнале. Но и виза начальства не уберегла его от аварии.
Беда в бурении приходит в тот момент, когда люди привыкают к опыту, как к правилу, и ослабляют внимание, необходимое во всяком рискованном деле.
Бригада давала почти нормальную проходку, у Глыбина в карьере стояло десятка полтора саней, нагруженных глиной впрок, и Горбачев, положившись на Золотова, целиком отдался предпусковым работам на второй, неплановой буровой.
Через неделю вода наконец появилась в желобах.
Вахтенный бурильщик обрадовался, хотел тут же доложить мастеру, но над ротором оставалось не более двух метров квадратной штанги, и он решил добурить до конца, чтобы остановить насосы перед наращиванием колонны.
Поначалу ничего не случилось. Выбурив положенные метры, он нарастил бурильную колонну и только тогда заметил, что вода в желобе стала чрезмерно мутной.
А когда пришло время продолжать бурение, колонна вниз не пошла: семьсот метров стальной «свечи» были плотно стиснуты в недрах земли.
Это была авария.
Золотов в ярости прогнал бурильщика с поста. Горбачев пришел, когда мастер самолично в который раз безуспешно пытался поднять колонну. Николай не ругался, но как-то сник, потемнел лицом и долго молча смотрел на возню бригады около замершего ротора.
— Поворачивал на месте? — спросил он.
— Ротор не берет, — плюнул Золотов.
— Пошли в дежурку.
Едва Золотов ступил за ним, буровики потянулись кто куда. Николай взбешенно обернулся к Золотову:
— Что за порядки! Прикажи проверить все крепления, блок и лебедку! Будем рвать!
В дежурке сверили по чертежу фактические интервалы свит.
— Здесь обвал стенок, — хмуро сказал Золотов, надрезав ногтем зеленый квадратик глин в карбоновых толщах.
— Тут и думать нечего. Проворонили воду! Ствол размыт, — холодно, чрезмерно спокойно согласился Николай.
Бурмастер оскорбленно поджал губы и ничего не ответил. Не он ли предупреждал начальника о неминуемом крахе нового метода?
— Вырвать колонну надо. Выдержит?
— Вышка-то деревянная… — засомневался мастер.