Иван-чай. Год первого спутника
Шрифт:
Все это представлялось весьма ценным, если бы…
Впрочем, Павел не хотел мешать ходу дела.
Первым выступил Филин. Он сказал, что у них в автоколонне есть передвижной сварочный САК, который отныне можно передать на совмещенное обслуживание.
— Как нельзя своевременное мероприятие! — с жаром убеждал присутствующих, а заодно и себя Филин. — Я не один раз делал фотонаблюдения, товарищи (тут он корректно подался в сторону Пыжова), и всякий раз получалось, что моторист у нас «для мебели». Полезное время у него от десяти до пятнадцати процентов, не больше! Токарей у нас, к сожалению, нет.
Действительно, как жаль, что нет токарей,
— А мы держим одного моториста на три агрегата, — с места сказал инженер машинно-дорожного отряда Щербинин. — Как быть нам?
— Не меняет дела, — ответил Филин. — Теперь вы можете сократить ненужную единицу. Пускай сварщики управляются!
— Это еще вопрос! — усомнился Щербинин. — Они и без того у нас перегружены. Сэкономим копейку, потеряем рубль.
— Товарищ Щербинин, вы получите слово, — прервал нежелательную полемику Пыжов. — Я хотел бы услышать, что на этот счет думает товарищ Терновой. Что-то он не проявляет сегодня должной активности, хотя ремонтных цехов новшества касаются в первую очередь.
Ага, кажется, началось. Можно было заранее предположить столь непритязательное, даже мягкое наступление. А что такое наступление будет, сомневаться не приходилось.
— Я обдумываю, дело-то серьезное, — мирно сказал Павел, хотя дело было пустое и думать было не о чем. — У меня вопрос к Филину. Можно?
— Если по существу, — разрешил Пыжов.
— Конечно, по существу. Не шутки ради хочется спросить товарища Филина. Человек он активный, я на собственной шкуре знаю. И вот как-то странно мне слушать его речи. Чего же он смотрел раньше, если у него были такие поразительные хронометражи? Моторист у него бездельничает, а он фотографирует безделье, да еще, как он сказал, неоднократно, и молчит. Указания из министерства, значит, ждал, чтобы сократить ненужную единицу?
Возник гомон, Щербинин откровенно засмеялся.
— Демагогия! — выкрикнул Филин.
— Не уводите разговор в сторону, Терновой! — прервал Пыжов. — В РММ дело обстоит, между прочим, не лучше, поскольку вы категорически уклоняетесь от хронометражных наблюдений. Вам поэтому трудно что-нибудь сказать конкретно.
Пыжов действовал медленно и верно. А Павел стоял под прицелом двух десятков глаз. Ему следовало вести себя тактично, но какой-то непостижимый бес уже ворохнулся в нем, захотелось разом прояснить фальшивую обстановку, в которой приходилось работать и ему, и всем остальным.
— Почему же? Я именно конкретно и говорю, — вяло возразил Павел. — В наших мастерских на основании этой директивы делать нечего. Она не касается нас.
Кажется, всех несколько шокировала такая прямота Тернового. А Пыжов с удовольствием оглядел ряды: Терновой сам просовывал голову в петлю.
— Как то есть не касается? Что это значит?
— Не касается, — подтвердил Павел. — Сварщики у нас обслуживают агрегаты самостоятельно с незапамятных времен. Не знаю, кто и когда их надоумил, но мотористов у нас нету. И тут новатор Кочемасов вместе с министерством изрядно поотстали. Удивительно другое: опыт сварщика из Башкирии оказался более доступен для наших колонн, чем опыт своих же мастерских. Потребовалась бумага! Повторяется история со стендом топливных насосов, но там хоть причины ясные, а тут…
Два десятка глаз обернулись к Пыжову. Щербинин, чтобы скрыть злую усмешку, опустил голову. Филин ерзал на стуле, в душе издеваясь над Пыжовым.
Начальник побагровел. Лицо, еще минуту назад выражавшее неколебимое превосходство, вдруг
— Хорошо, — сказал наконец Пыжов. — Почему в мастерских не оформлено надлежащим образом совмещение на сварке, это мы еще разберемся…
«И тут, значит, можно виноватого найти?..» — с раздражением подумал Павел.
А Пыжов наконец справился с собой, окреп:
— Мы сделаем выводы. Но вас, Терновой, в основном касается резец Колесова, у вас механический цех!
— Да, опыт Василия Колесова — вещь дельная, — подтвердил Павел. — Но и его в наших условиях вряд ли можно использовать.
— У вас пять токарных станков! — взорвался Пыжов.
— Станков — пять, а вот паровозных осей у нас нет. Мы их не обрабатываем.
Кажется, он выразился недостаточно ясно.
— Колесов работает в депо! Там, безусловно, можно драть стружку в шесть, восемь и даже двадцать миллиметров. Я бы ему, между прочим, орден дал за этот чудесный резец. Но у нас-то он не подходит, вот в чем дело. Что у нас им драть? — От волнения спирало в груди. — У нас девчонки точат болтики! Крепеж. А крупные детали протачиваются на ремонтный допуск, как правило, с подгонкой по месту. Там нужна волосная стружка.
— Но оси катков, ходовые ролики, наконец! — перебил раздраженно Пыжов.
— Оси и ролики протачиваются после наплавки электродами. Если хоть немного знать технологию металла, то… В общем, нет смысла, товарищ Пыжов, — тихо, даже смущенно сказал Павел.
Воцарилось молчание. Все было уж слишком ясно. Ясно до такой степени, что все повесили головы, чересчур внимательно рассматривали половицы либо носки сапог. Но Пыжов деланно усмехнулся.
— Павел Петрович! У нас здесь не технологический отдел, а со-ве-ща-ние. Вы вообще-то в принципе согласны, что нужно внедрять передовые методы в производство?
— Согласен, конечно, — виновато кивнул Павел, не поднимая головы: ему было стыдно. Не за себя.
— Ну, так бы и сразу говорили. А то нельзя, не подходит, не годится! Так нельзя, Терновой! Так мы с вами много не наработаем.
Да, совещание задохнулось в собственной беспредметности. Но Пыжов был начальник, и поэтому он был прав… И он угрожал. Открыто, прямо: «Так мы с вами много не наработаем».
Расходились, двигали стульями. Кто-то с подчеркнутой вежливостью уже беседовал с начальником, разрешая неведомый «рабочий» вопрос, чтобы как-то рассеять неловкость минуты. Все знали, что Терновой прав и что именно поэтому завтра, послезавтра его выгонят с работы.
Все было нелепо и в то же время вполне естественно.
Как же так? Неужели и дальше мы будем ставить тракторы задом наперед, лишь бы Пыжову это было удобно?
Наконец-то Павел уяснил главное.
Не Стокопытов был страшен и вреден в мастерских, хотя именно он и руководил десятки лет такими, как Пыжов, хотя именно его рискованные указания приходилось «научно обосновывать» из года в год Пыжову и его коллегам.
Нет. Времена изменились, Максим Александрович теперь и сам был бы рад отступить, оглядеться, начисто переменить изжившую себя практику. Стокопытов все-таки человек дела, он способен ошибаться, способен исправлять ошибки. Но, к сожалению, теперь возникла обратная зависимость. Теперь все «научные» изыски Пыжовых связывали руки Стокопытову. Не мог же он, в самом деле, отмести разом пуды исписанной бумаги, сотни аналитических таблиц, кипы никому не нужных справочников, мудреных инструкций.