Иван Ефремов
Шрифт:
В июне Ефремов спешно заканчивает доработку «Туманности…».
Повзрослевший Аллан, переселившаяся к Ефремовым Тася — количество людей в квартире увеличилось. Отгородив шкафами небольшое пространство возле окна, Иван Антонович устроил себе кабинет, в котором едва уместились диван, массивное дубовое кресло и крошечное бюро. Кабинет походил на шкиперскую каюту на старинной бригантине. Барометр на стене словно напоминал о приближающихся бурях.
По мере публикации романа у читателей возрастал интерес к личности Ефремова, и журнал «Знание — сила» напечатал биографический очерк о нём. [219]
219
Оглоблин
К середине июля срочные дела были наконец-то завершены, и Иван Антонович собрался в любимую Мозжинку. Правда, до этого он хотел нанести визит Н. Ф. Жирову, основателю атлантологии, но не успел: укладывая вещи для дачи, он поднял приёмник, чтобы погрузить его в машину, и — приступ стенокардии. Несколько дней — постельный режим, а затем, как только здоровье позволило, отъезд на дачу.
Болезнь не дала возможности полноценно пообщаться с дорогим сердцу человеком — Марией Степановной Волошиной, которая на две недели приехала из Коктебеля в Москву и остановилась у Ефремовых.
Осень принесла стране великую радость и воодушевление: советский спутник, первый в мире, совершил свой путь по орбите. Это явление заставило по-новому взглянуть на космическую тему в фантастике и придало ей необычайную популярность.
Первый спутник стартовал с космодрома Байконур, расположенного возле гор Улытау, где находятся истоки речки Джиланчик. Именно здесь в 1926 году в своей первой палеонтологической экспедиции Ефремов под руководством Баярунаса добывал кости мастодонтов-гомфотериев. Так неожиданно космос сомкнулся с палеонтологией.
Осенью в препараторскую ПИНа поступили первые монолиты с очёрской фауной. Когда Мария Фёдоровна Лукьянова, работавшая на раскопках и уже в поле очистившая первые образцы, своими умелыми руками вскрыла в монолите череп мелкого хищника, стало окончательно ясно, что перед учёными — новые, неизвестные ранее животные.
Из породы извлекли десятки костей, черепа, зубы — в основном мелких хищных ящеров. Чудинов приступил к их изучению и самого первого из исследованных ящеров назвал биармозухом — в честь легендарной страны Биармии, располагавшейся на севере Урала. Коллекция первого года составила 56 ящиков, каждый весом от 40 до 100 килограммов.
Учёные всего мира будут восхищаться уникальностью и масштабностью Очёрского местонахождения. Очёрская фауна слабо сопоставляется с другими — её в основном населяли эндемики, которые за пределами типового местонахождения не найдены.
Сотрудники ПИНа испытывали смешанные чувства по поводу превращения профессора Ефремова в прославленного писателя. Ему был выдан шуточный паспорт гражданина Великого Кольца. Детьми указаны динозавры и морфологи. В качестве прописки — главные места действия произведений. Документ, выданный «органами эволюционной безопасности», гарантировал свободу передвижения по Галактике. В стенгазете Палеонтологического института после выхода в свет «Туманности Андромеды» появилась заметка под названием «В помощь тов. Ефремову»: «В виду всё возрастающего количества имён людей будущего и неизбежно увеличивающихся трудностей по их подбору привносим посильную лепту в этот достойный удивления
В заметке предлагались такие говорящие имена: Лик Без — учёный, предложивший новую письменность, Вольф Рам — химик, Конт Ур — астрорадиопеленгатор, Ком Бат — военачальник, возглавивший оборону Земли от обитателей алмазной планеты, Блин Ком — его сын, неудачник, Нёс Вздор — писатель-романист, Рост Биф — повар звездолёта, Пусть Я к — важное действующее лицо… И просто имена — Вак Уум, Уж Полз, Кроха Бор.
Коллеги смеялись, но в потугах на юмор явственно слышались порой непонимание и зависть.
В декабре 1957 года Иван Антонович рассчитывал завершить окончательную подготовку рукописи «Туманности…» для отдельного издания. 16 декабря перенапряжение вновь привело к сердечному приступу, и до середины января Ефремов — на постельном режиме, после чего уехал в санаторий «Узкое». Врачей тревожило, что у больного часто повторяются ангиоспазмы. Ефремов грустно размышлял: это знак, какую-то из любимых муз надо покидать. Какую?
1958 год, надеялся Иван Антонович, станет годом его возвращения в Палеонтологический институт. Намечались продолжение раскопок в Очёре, научная поездка в Китай. Часть работы Ефремов мог легко делать дома, в своём кабинете, и написал заявление с просьбой разрешить ему свободное расписание. Орлов ответил, мол, эдак все захотят на свободное расписание. Тогда Ефремов написал свою просьбу в президиум Академии наук. Бумагу с разрешением свободного расписания президиум переслал в канцелярию института, но директор спрятал её под сукно. Иван Антонович узнал об этом много лет спустя. А пока он ждал…
Борис Павлович Вьюшков
Майские дни принесли трагедию: погиб любимый ученик Ефремова Борис Павлович Вьюшков, талантливый, влюблённый в науку исследователь, которого Иван Антонович называл «тафономом № 2» и считал главным восприемником ещё недостаточно понятой учёными тафономии.
Ученик нужен Учителю не меньше, чем Учитель — Ученику.
Ефремов вспоминал годы жизни Бориса Павловича в Москве, и горькое осознание бессилия неизмеримой тяжестью ложилось на плечи.
В его кабинете этот высокий, физически крепкий, спортивный юноша появился летом 1947 года с рекомендацией от старого товарища Ефремова, оренбургского геолога В. Л. Малютина. Он родился в 1926 году в Саратове, с детства увлекался палеонтологией, занимался в кружке юных натуралистов; этим летом окончил Саратовский университет, став геологом-нефтяником. Производственная практика позволила ему познакомиться с континентальными триасовыми толщами Оренбуржья и юга Башкирии и даже совершить первое открытие — обнаружить остатки среднетриасовых позвоночных.
Вьюшков не спеша, серьёзно рассказывал о себе, Иван Антонович внимательно изучал черты его лица, крупные, грубые, и такие же крупные кисти рук. Сильные очки — Вьюшков был демобилизован из армии по зрению. Характер, видимо, вспыльчивый, но отходчивый. Вчерашний студент стремится изучать позвоночных, но, как говаривал Орлов, «за позвоночных никто не платит». Однако разве может Ефремов, видя такое стремление к науке, отстранить от себя ученика?
Борис Павлович (именно так, по имени и отчеству, всегда называл своих учеников Ефремов) поступил в аспирантуру, через три года окончил её и, проведя несколько экспедиций, в конце 1950 года успешно защитил кандидатскую диссертацию о пронькинских тетраподах.