Иван — холопский воевода
Шрифт:
Бои
Вскоре князь Телятевский с многотысячными отрядами направился к Калуге. Помощником его был Василий Масальский.
В начале февраля под Венёвом, что недалеко от Тулы, казаки Телятевского разгромили царского воеводу Андрея Хилкова.
После боя князь велел Масальскому идти на выручку к Болотникову в Калугу, а сам с частью войска ушел в Тулу, которая была на стороне восставших.
В семи верстах от Калуги на реке Вырке разгорелось сражение с войсками Шуйского. Силы были равные, но царские ратники
Целые сутки длился бой. Место оказалось открытое, ровное — ни леса, ни рощи. Казаки связали сани и отбивались из-за этого непрочного укрытия. Когда же увидели, что окружены и живьем не вырваться, многие принялись поджигать рядом с собой бочки с порохом, лишь бы не попасть в руки врагу. Князь Масальский был ранен и захвачен в плен.
Возрадовавшись победе и одарив своих воевод, царь сказал:
— Вора Ивашку измором возьмем. В Калуге-то небось с голоду всех собак поели. А покамест в самый раз обложить осадой Телятевского в Туле.
Чтобы закрепить успех, Шуйский направил под Тулу пополнение с князем Воротынским во главе.
— Настал наш час! — напутствуя воеводу, говорил царь Василий. — А возьмешь Тулу, веди полки на Калугу. Пора кончать с Ивашкой, поперек горла он у меня стоит.
Узнав о поражениях, Илейка Муромец усидеть в Путивле уже не мог. Потребовал он от Шаховского, чтобы тот без задержки отпустил его в Тулу.
«Царевич Петр» прибыл как раз к тому времени, когда к Туле подошло войско Воротынского. «Вора Петрушку захватить и живым или мертвым доставить в Москву!» — приказал царь Василий.
Князь Воротынский рассчитывал на успешный поход. Силы под его началом были крупные. В их числе и Пашков со своим отрядом.
— Чернь, — говорил Истома, — ныне напугана. Как увидит нас, тут же спины покажет…
Но в бою под Тулой верх взяли восставшие. Телятевский нанес Воротынскому такой удар, что царев воевода с Пашковым едва ноги унесли в Алексин.
Калуга же по-прежнему находилась в осаде. Болотниковцы, хотя и держались стойко, донимали воевод Шуйского частыми вылазками, а вырваться не могли.
На помощь осажденным в начале мая опять выступил князь Телятевский.
Во вражеском стане
— Слышь, Илья, никак соловей щелкает? — приподнял голову Михейка Долгов.
Илья перестал подбрасывать в костер поленья, на миг замер.
— Нет, — сказал он. — Рано для соловья. Обожди седьмицу — запоют.
— Пошто рано? Самая пора.
Бросив последнее полено, Илья сел рядом с Михейкой.
— И впрямь соловушка, — немного послушав, согласился он. — А у нас в слободе об эту пору они еще молчат. Но малость пригреются — такое подымут — хочь до утра не спи. Особливо на Яузе…
Попали Илья-гончар и Михейка Долгов сюда вместе с казаками, которые сдались
Так и стояли казаки с конца зимы под Калугой отдельным лагерем, поглядывая то на ратников, что были вокруг, то на городские стены, разбитые и обгорелые, но по-прежнему неприступные. Там, за стенами, был Болотников…
Слыхивали казаки, как взорвал батька примет, видели со стороны стычки, что разгорались во время коротких вылазок. Толковали кой о чем потихоньку меж собой, кумекали, выжидали.
А уж простая голытьба вроде Михея Долгова да Ильи-гончара роптала в открытую.
— За Шуйского идти — самим в кабалу лезть.
— Иван-то Исаич нам волю дает, а мы под него яму роем.
Случались и другие разговоры:
— Чего глядим, братцы? Айда к Болотникову!
— Ишь смелый сыскался, — остужали горячую голову. — Ратников обок сколько? Почитай, на каждого из нас пятеро.
— Не, братцы, покамест повременить надобно. Подойдет с войском Димитрий Иванович, тады вдарим.
Поход на Пчельну
Царские лазутчики зорко следили за мятежной Тулой и сразу же донесли в Калугу и Москву, что Телятевский выступил с воровскими людьми на Пчельну.
Для отпора Шуйский велел снять с калужской осады три полка да еще добавить к ним полки Воротынского, что стояли под Алексином, и двинуть всем навстречу Телятевскому.
…Ранним утром, едва лишь светать стало, увидели осажденные с городских стен, как зашевелился вражеский лагерь. Служилые, казаки собирались в отряды и шли куда-то берегом Оки.
Дозорные немедля доложили о том Ивану Исаевичу.
Болотников, поднявшись на стену, долго смотрел на рать противника, которая, словно громадная змея, уползала прочь. Рядом с Болотниковым стояли атаманы и есаулы.
— Неужто совсем уходят?
Не верилось.
Вскоре стало ясно, что часть войска — примерно треть — остается. Пушкари тоже остались возле пушек, дабы в случае чего открыть пальбу.
Атаманы заговорили, что самая пора напасть на царево войско, покуда оно разрознено.
Болотников слушал, никого не перебивая, затем молвил:
— Обождем.
— Пошто, батька?
— Время упустим… Вернутся ратники, — загудели атаманы.
Болотников поднял руку — все затихли.
— Теперь меня послушайте, други… Сделать можно двояко, — говорил Иван Исаевич негромко и спокойно, будто о каком-то простом деле, а не о судьбе всего войска. — Можно напасть и побить ратников. Но воротятся ушедшие — и снова станется бой. Совладаем ли с царевым войском? Зато ежели обождать, увидим, какими назад придут служилые — битыми али с победой. Ежели битыми — дух сломлен. Тогда и грянем на них. А коль с победой воротятся, вступать в бой не след — свои же головы потеряем.