Иван — холопский воевода
Шрифт:
«Молод племянник, — размышлял царь, слушая его, — да уже снискал себе почет и уважение. А ну как себя возомнит и на трон польстится?»
— Лазутчики донесли, строит Болотников крепости возле Тулы на речке Вороньей. Ждать нам не след, — говорил Скопин-Шуйский, — когда вновь он войско пополнит…
Царь закивал, а сам подумал: «Зелен еще мне указывать…» Василий Иванович промолчал, но не потому, что не соглашался с племянником. Боязно было ему уходить далеко от Москвы. Одно дело Серпухов, другое — Тула. В столице-то всяко может
На время отлучки «поручил» он Москву брату Димитрию: положиться на него он мог больше, чем на второго брата Ивана. Горд слишком Иван и умом недалек. Такого лучше при себе держать.
— А что ты скажешь, князь? — перевел государь взгляд на Ивана.
— Коли дашь мне полки, хоть сейчас на Тулу выступлю.
Князь Андреи Голицын, хмельной от успеха на Восме, тоже рвался в бой.
Ничего не объявил царь на военном совете. А назавтра распорядился так: к Туле направится часть войска — три полка со Скопиным-Шуйским во главе, каширский полк Голицына и рязанские отряды Ляпунова.
12 июня на речке Вороньей за семь верст от Тулы произошло сражение.
Два дня сдерживали врага болотниковцы. Берег, который они занимали, был низкий и топкий. Тяжко пришлось им. На третий день с утра хлынул дождь. Низина оказалась затопленной. Мужики и холопы отбивались от конных ратников, стоя по колено в воде. Чтобы спасти войско, Болотников приказал отступать.
Царские полки осадили Тулу и на всех дорогах к ней выставили отряды.
Хорошо укреплена была Тула. Но Иван Исаевич потребовал еще нарастить стены острога. Потом обошел их вместе с пушкарем Фоминым. Сверху со стен были видны как на ладони Ямская, Чулкова, Стрелецкая, Николоржавская и Флоровская слободы, где разместились полки ратников.
Если царским воеводам удастся прорваться в острог, осажденные смогут укрыться в кремле. Его высокие и толстые стены, выложенные около ста лет назад, были надежны. После осмотра кремля Болотников распорядился добавить пушки на Мясницкую и Спасскую башни, а также у Пятницких и Одоевских ворот.
Когда Шуйскому поведали о приготовлениях в Туле, поник царь. И было с чего: коли не смогли взять Калугу ратники, то с Тулой, считай, и подавно надолго увязнешь, а ведь у восставших были и другие города. «Нет, — думал Шуйский, — сперва нужно с Тулой покончить. Там зачинщики сидят».
20 июня царь с отборными полками и обозом, набитым всяким припасом, прибыл под Тулу. Город был осажден мощными силами.
И все же попытки взять Тулу ни к чему не привели. Царское воинство несло потери. Ежедневно осажденные совершали вылазки. Случалось, и сам Болотников с малым отрядом конников то отобьет подводы с припасами, то посечет ратников, то на пушкарей нападет…
Минул месяц. Но царевы полководцы ничего не добились. Шуйскому стало даже казаться, что воеводы нарочно тянут время. Но вот царю доложили, что просится к нему сын боярский Кравков.
— Говорит,
Кравкова обыскали, нет ли при себе у него оружия, а затем пропустили.
— Сказывай! — Царь смерил Кравкова тяжелым взглядом.
— Придумал я, государь, как учинить погибель…
— Кому? — вздрогнул Шуйский.
— Туле. Пониже города на реке плотину бы поставить…
Кравков примолк, несмело взглянул на царя.
— Сказывай, сказывай… — заинтересовался Шуйский.
— Вода подымется — в городе потопление станет.
Царь прошелся взад-вперед по шатру.
— Толковые слова говоришь, сын боярский, — сказал он. — За службу свою с лихвой получишь.
В тот же день на реке Упе начали строить плотину. Ратники рубили лес, набивали рогожные мешки соломой с песком — перекрывали реку. От зари до зари слышались стук топоров да тележный скрип. Через два месяца плотина была поставлена.
Амбар Шишова
А в Туле голодал народ. Да тут еще новая беда: вода затопила улицы, дома, что были пониже расположены. Начали посадские люди роптать, кое-кто требовал, чтоб открыл Болотников ворота.
— Мало с голоду пухнем, — говорили они, — да еще, вишь, в воде сидим.
— Пущай голову рубят, чем живьем гнить.
Иван Исаевич вышел к народу на городскую площадь. Утих людской гул.
— Ведомо мне, — начал Болотников, — терпите вы во всем нужду великую. А за что терпите? За ту вольную жизнь, которую добывать пошли, оставив дома жен и детей. Ради того поднялись мы против господ своих, не щадя живота. А у меня с вами одна доля. Мне больше вашего не нужно. И нужду я с вами терплю одну. И ем не больше вашего…
— Дак без хлеба-то и вовсе помрем! — крикнули из толпы. — Все вчистую приели…
— Ищите зерно в домах у богатеев, — отвечал Болотников, — у дворян, у бояр. Все, что найдете, делите меж собой. — Он помолчал. — Ежели этого не хватит, убейте меня и съешьте. Но город сдавать не позволю.
Тишина наступила на площади, как на пустом поле в морозный безветренный день…
Снова заговорил Болотников:
— Я ваш вожак, ваш воевода. И я за все в ответе перед вами и богом. Да еще вот что прикиньте: дело к зиме идет. Станет река — а там, глядишь, прорвемся боем. Нешто из осады не выходили?
Зашумел народ:
— Верно говорит Иван Исаич.
— Умрем вольными людьми, а не под господскими палками.
— Чего помирать?.. Одолеем!.. — крикнул Михей Долгов.
Болотников сам отобрал людей в особую дружину. Надлежало им изымать у зажиточных людей хлеб, чтобы раздать посадским. Обошли все их дома, насобирали кое-что из припрятанного. Но в одном доме закавыка получилась. Пришли дружинники во двор, а хозяин гонит их.
— Вон отсюдова! Я воеводой у Ивана Исаича. Аль не слыхали про Никиту Шишова?