Иван Калита
Шрифт:
– Ну?
– только и спросил он.
– Князь, - глухо вымолвил воевода, - не стало князя Юрия.
– Что говоришь?
– шёпотом переспросил Иван Данилович. Он подошёл к воеводе, рывком подтащил к столику, - Говори, Фёдор, как князя не уберёг?
– Испарина покрыла виски, он тяжело дышал.
– Не моя в том вина, князь Иван. Князя Юрия убил князь Митрий.
– Митрий? Окаянный тверич, главный усобник!
– Иван Данилович сжал кулаки.
– Как то было, сказывай, воевода!
– Было то так, князь Иван, - заговорил воевода медленно, с хрипотцой.
– Царь Узбек забрал ярлык на великое княжение и отдал князю Юрию.
– И, вытащив меч, Митрий кинулся на князя нашего, крича: - Ты и отца моего в Орде убил, и меня оболгал!» Не успели мы разнять их, как не стало князя Юрия…
Иван Данилович закрыл ладонями лицо, долго стоял в молчании. Молчал и воевода. Наконец князь опустил руки, промолвил:
– Эх, брате, брате, думал ли, что таку смерть приять доведётся?
– И к воеводе: - А что Димитрий?
– Хотели мы убить окаянного тверича, да царские слуги не дали. Сами повязали его и хану на суд доставили. У Узбека суд скорый, казнил он Митрия, а нам велел домой возвращаться.
– А ярлык на великое княжение?
– Ярлык царь Узбек у себя оставил. Сказал, что ещё думать будет, кому дать его, Москве либо Твери. А когда удумает, то с послами пришлёт.
Воевода умолк. Нахмурился Иван Данилович. Но вот он поднял голову:
– Где положили князя?
– В гриднице.
Иван Данилович кивнул, потом опустил руку на плечо воеводе, заговорил:
– Фёдор Акинфич, был ты воеводой большого полка у князя Юрия, верно служил ему, а отныне прошу тебя служить мне, как и брату моему. Будь же и мне, воевода, советчиком добрым, а в делах ратных верным товарищем, ибо беру я на себя нелёгкую ношу - князя московского.
– Князь Иван Данилович, - дрогнувшим голосом ответил воевода, - голова моя и сердце твои. Руки, покуда меч держат, не дрогнут в борьбе с твоими ворогами.
– Добро, Фёдор! А Тверскому княжеству довольно быть великим. Великим княжеством быть Москве… Придёт время, всех князей удельных возьмём под свою руку.
В конце марта, в аккурат за неделю до Благовещения, когда весна зиму поборола, княгиня Елена родила второго сына. И назван он был в честь отца - князя Ивана Даниловича - Иваном.
Довольный князь Иван велел выставить дружине меды хмельные, пиво корчажное.
А в просторной гридне собрались на обед ближние бояре да воеводы с тысяцкими. Стены гридни увешаны дорогим оружием. Матово отливают боевые трубы и щиты. Тускло блестят расставленные на полках шеломы. Под высокие своды летят голоса, смех. Шумно в гридне и весело. Бояре расселись за длинными дубовыми столами по родовитости, всяк на своём месте. Стриженные в скобу отроки, в алых атласных рубахах навыпуск, едва успевают метать на столы тяжёлые блюда с едой. Тут кабанье мясо жареное и лососина большими кусками, гуси и фазаны, пироги и шанежки, грибы и ягоды. Из тёмных подвалов выносят запечатанные глиняные кувшины с мёдом, волокут замшелые бочки с пивом. Тут же в гридне выбивают чеки, разливают по деревянным ендовам. Едят и пьют все без меры. Дворский, Борис Волков, хоть и стар, но боек. Роста малого, а ума палата. За ум полюбил его князь Иван Данилович, возвеличил и первым советчиком сделал. Все тайны ему доверял и дела денежные.
Нынче Борис следит, чтобы все сыты были и пьяны Его огненно-рыжая голова мелькает то в одном конце
Вот он подошёл к седобородому воеводе, наклонился через плечо:
– А скажи-ка слово, Фёдор Акинфич!
Воевода отшутился:
– Сказал бы словцо, да выпито пивцо!
– А наполнить кубок воеводе!
– приказал дворский стоящему рядом отроку.
Воевода грузно поднялся, откашлялся. Поднялись и остальные.
– Выпьем, други-воины и бояре разумные, за здравие князя нашего Ивана Даниловича да княгини Елены с молодыми княжичами Семёном да Иваном!
Зазвенели серебряные кубки, и тут же снова налили их отроки до краёв хмельным пивом. Кто-то заметил дворскому:
– А ты, Борис Михалыч, сам пей, нас не потчуй. Мы и сами с усами, видим пиво, не пройдём мимо.
Распахнулись тяжёлые дубовые двери, и в гридню, легко ступая, вошёл Иван Данилович. Лицо князя светлое, глаза горят молодо. На нём круглая княжья шапка, синий кафтан туго перетянут золотым, тонко переплетённым поясом, на ногах мягкие сапожки красного сафьяна.
С шумом поднялись бояре и воеводы.
– Будь здрав, князь Иван Данилович!
– И вам, бояре - советчики и воеводы храбрые, здоровья на многие лета!
Иван Данилович окинул довольным взглядом уставленную столами гридню, прошёл к своему месту, на ходу заметил дворскому:
– Борис Михалыч, а пошто нет сказителя? Кликни-ка его!
Дворский вышел и вскоре воротился со старым воином. Лицо воина в шрамах, седые волосы легли на плечи. На перевязи у него висят гусли-самогуды.
– Садись, сказитель, да потешь нас стариной, - указал место напротив Иван Данилович.
– Поведай, старик, ты много видел и много слышал.
– Гусли - потеха, трезвому не утеха.
– И то правда. Выпей-ка сей кубок!
– С отцом твоим, князем Данилой Александровичем, пивал и с тобой, князь, выпью. Будь здрав!
Высоко запрокинув чеканный ковшик, старик выпил, вытер губы ладонью и, положив на колени гусли, заговорил нараспев:
– Слушай, князь, слушайте и вы, бояре и воеводы, слово о гибели Русской земли… Светла и украсно украшена земля Русская! Горами крутыми, дубравами чистыми, полями широкими, зверями различными, городами великими, сёлами дивными, князьями грозными, боярами честными. Всего еси исполнена земля Русская!
Тихо в гридне, и только плавает под расписанными яркими узорами сводами гусельный перезвон да певучий голос сказителя. Рассказывает он, как не раз ходили на эту богатую землю половцы и как били их русские князья. Но вот накатилась с востока Орда силой несметной, и неутешным горем заплакала Русская земля…
– …Сёла наши поросли дубравою; угнали мастеровой люд в полон, и досталась Русская земля иноплеменникам…
К князю торопливо подошёл дворский, шепнул что-то. Движением руки тот остановил сказителя, спросил:
– Где еси?
– В Кремль въехал.
Иван Данилович нахмурился.
– Вели звать сюда!
– И, обернувшись к боярам, пояснил:- Царский посол прибыл, Чол-хан. Брат двоюродный Узбека… А ты, - он поглядел на сказителя, - можешь идти. Негоже ему видеть и слышать, как скорбим мы по Русской земле.
Едва князь смолк, как всё шумно заговорили. Стоявший вблизи воевода Фёдор Акинфич покрутил головой.
– Смотри-ка, самого Щелкана прислал Узбечишка…
– Умолкните, други мои, - перекрыл всех звонкий голос Ивана.
– Хватит у нас яств и для царского посла. Попотчуем его по русскому обычаю.