Иван Московский. Том 5. Злой лев

Ланцов Михаил Алексеевич

— Да-да, — кивнул король, после достаточно долгого и цветистого приветствия. — Я тоже рад вас видеть. Давайте к делу. Потому что древние в свое время сказали: время — деньги. Не будем его тратить в пустую. Что вы от меня хотите?

— Мы хотели бы заключить с тобой хартию[1] и получить право на поселение в твоих землях.

— Хартию… хм… и на каких условиях?

— На тех же, что и в Польше.

— Боюсь, что это невозможно.

— Тебя что-то не устраивает в хартии, подписанной нами с королем Польши? Может быть какие-то условия?

— Дело совсем в другом. Вы

знаете, что на территории моей державы действуют только королевские суды? Любые иные запрещены, что церковные, что иные сословные.

— Думаем, что это не должно стать непреодолимой проблемой, — осторожно произнес один из раввинов.

— Без всякого сомнения. Проблемой является хартия. Дело в том, что я шаг за шагом работают над тем, чтобы отменить сословия. И привести всех своих подданных, во всяком случае в королевском домене, к состоянию древнего римского гражданства. И было бы странно, не логично и не последовательно даровать вам права сословия в условиях, когда идет их отмена. С кровью и великим трудом. Потому что иной раз сопротивление очень серьезное.

— Но как же без сословий? — удивился один из собеседников.

— Я шаг за шагом ввожу новые законы, которые устанавливают для людей общие права и обязанности. Все более и более широкие. Меня вдохновляет идея римского гражданства, существовавшая в древней Империи.

— Но разве у них не было сословий?

— В современном понимании — нет. Разделение на плебеев и патрициев не есть дробление на сословия, хотя, конечно, можно с известными натяжками это допустить. Ведь сословие — это люди, объединенные социально-правовыми нормами, безотносительно хозяйственной деятельности. В то время как те же всадники — это уже скорее класс, то есть, группы людей, объединенные социально-экономическими нормами или характером труда, если говорить иначе. Сословия и классы близкие вещи, но с классом работать удобнее, потому что переход человека между ними проще. Нередко это зависит от удачи и талантов. И иной мог закончить жизнь рабов, упав с самого Олимпа. А другой наоборот — поднимался до вероятных вершин.

— Достаточно странно слышать от короля такие слова. — осторожно произнес раввин.

— Сословное общество крайне неудобно для управления и развития. Он ригидное и крайне неповоротливое. Например, оно крайне затрудняет маневр рабочей силой. При разделении на классы все просто. Чем человек занимается профессионально и определяет к какому классу относится. Возделывает землю — крестьянин, работает в мастерской — рабочий, служит в городской администрации — служащий и так далее. Причем это может быть один и тот же человек просто в разные этапы своей жизни. При сословном делении это крайне затруднительно. Идите — загоните рыцарей командовать пехотой. Или разорившихся ремесленников на поля.

— Как будто служащие из городской администрации обрадуются работам на поле. — усмехнулся один из раввинов.

— Если альтернативой будет голодная смерть? Главное это изменить отношение к этому вопросу вот тут, — постучал Иоанн по голове. — Ты тот, что ты делаешь. Из-за чего я так последовательно отстаиваю в православии идею добрых дел. Ведь слова словами, но сказано: «по делам их узнаете их». С сословиями такое не получится. Увы. Разве что ломать через колено и большую кровь. Каждое сословие организованно и очень крепко держится

за свое положение. Насмерть стоит. Вплоть до восстаний. Переход же между сословиями крайне затруднен. И, по большому счету, возможно лишь в варианте повышения статуса. А это не всегда возможно.

— Но разве эти… хм… классы не приведут к тому, что произойдет уравнение. Ведь попытка такое установить приведет только к одному — страшным бунтам. Многие сословия не захотят терять свое положение. Для любого ремесленника опускать до крестьянина — позор.

— А что мешает ввести градацию прав и обязанностей в зависимости от класса? — улыбнулся Иоанн. — От нищих глупо требовать денег, равно как и от богатых самопожертвования.

— Удивительно, — покачал головой один из раввинов. — Никогда не слышал, чтобы монархи так не рассуждают. Они обычно держатся иного уклада и взглядов.

— Тем хуже для них. — пожал плечами Иоанн.

— И как же мы сможем войти в твои земли? — спросил другой раввин.

— Только как граждане. Пусть пока это все только и вводится. Но вы и не завтра отправитесь в путь. Так ведь?

— Так. Но как это будет выглядеть?

И Иоанн рассказал им свое видение вопроса, озвучив, по сути, слегка отретушированные реформы Наполеона I Бонапарта, реализованные им в этом деле. Что выглядело крайне модерново и даже неожиданно для местных.

— Но мы же евреи и должны соблюдать заповеди…

— Да пожалуйста. Главное держаться простого правила: на улице вы граждане, а в своем шатре — евреи. Из которого проистекает запрет на компактное изолирование проживание. Крайне нежелательно также одеваться каким-то иным образом, чем остальные обыватели, проживающие в тех землях. Просто для того, чтобы люди не воспринимали вас чем-то чужеродным. А так — молитесь, конечно, и выполняйте заповеди, не забывая о том, что королевские законы в королевстве превыше всего. И если вы их нарушите, то этому не будет оправданием религиозная традиция.

— Это очень суровые требования.

— В чем же они суровы? Они ведь устанавливаются для всех. Вам разве не нравится то, что на вас станут распространятся те же законы, что и остальных? Без поражения в правах.

— Нравятся, но… это сильный удар по нашим традициям.

— По традициям? — повел бровью Иоанн. — По погромам что ли? Никогда бы не подумал, что вы так их цените и держитесь за них.

— Король верно шутит.

— Отчего же? Почему происходят погромы? На мой взгляд по двум причинам. Хотя нет — по трем. Первое — они происходят только тогда, когда у вас есть что взять. Но заметьте — идут не ко всем, у кого есть, что взять, а к тем, кто выглядит чужаком. Это вторая причина. Третья же причина — перенос. Вы думаете, что все те, кого выкинули в окно в Вильно были лично виновны в проказах Папы и его двора?

— Они были его людьми.

— Да, но в данном моменте чуточку иное. Они относились к той же социальной группе. Даже если бы гадость совершил рядовой священник, гнев мог бы пролиться на других священников, не подчиняющихся ему. Это называется проекция вины или перенос. Так и с вами. Далеко не каждый еврей занимается выдачей денег под процент. Но спросят за это с каждого в случае погрома.

— Ссудный процент, — покачал головой один из раввинов. — Что в нем такого? Отчего вы так на него реагируете?