Иван Московский. Том 5. Злой лев
Шрифт:
— Это был мой ученик!
— И в чем же ты его наставлял? — хохотнул кто-то другой, с полным пошлости подтекстом.
Дальше Иоанн просто молча наблюдал за тем, как литовские магнаты навалились на этого человека. Ему можно было посочувствовать. Но король гнал от себя эти мысли.
Магнаты чувствовали себя уязвленными из-за того, что их монарха убили. Но это капли в море их негодования. Ибо все упиралось в иное… совсем в иное.
С одной стороны — это поход Фридриха, который вел себя в Литве как завоеватель. И пользуясь превосходством в силе разорял
К этому раздражению добавлялся страх.
Их страх.
Ведь против столь грозного правителя, что так демонстративно пренебрегает их интересами они не могли возразить. Опасаясь за свою жизнь и здоровье. Вон — Казимира не пощадили. Даже Казимира!
А человек, испытавший страх, обычно весьма беспощаден к тому, кто заставил его почувствовать столь неприятное ощущение. Особенно когда этот «некто» оказывается у испугавшегося в руках. Даже если это некий психологический перенос и виновного просто назначают.
Но и это еще не все.
Каждый магнат в Великом княжестве Литовском смотрел на надвигающееся на их державу католичество с некоторым ужасом. Ведь в землях Польши, Чехии и Германских государств церковь обладала огромными владениями. А у германцев — целыми государствами, иной раз превышающие размеры земель весьма влиятельных светских правителей. И они прекрасно понимали — их ждет что-то подобное. В будущем. То есть, им придется делиться землей. А иной раз и полностью лишиться всего, ведя к упадку свои роды.
Иоанн же после конфликта с православным духовенством провел частичную секуляризацию. И оставил церкви некий технический минимум. Монастыри в землях королевства Руси владели только той землей, которую могли обработать монахи. Своими силами. И не имели никаких крупных хозяйств. Вот есть сто монахов — вот и хозяйства можно держать только под это количество рабочих рук.
Да, при таком раскладе, сам король был вынужден финансировать церковь напрямую. Ибо на таких скудных ресурсах она продержаться не могла. Но ведь это совсем другое. Кардинально другое. Одно дело, когда ты имеешь дело с влиятельным духовенством, находящимся на полном собственном обеспечении. И совсем другое дело, когда ты их обеспечиваешь. И они живут за твой счет.
Этот вопрос в Европе поднимался и обсуждался еще в XIV и даже в XIII веке. А в начале XIV века привел к поддержке чешскими аристократами восстания гуситов, которое безусловно бы провалилось, если бы за него не вписалась владетельная аристократия.
Строго говоря на этом финансовом вопросе и стоял фундамент будущего протестантизма. Увлеченность в стяжании светских земель и жадность во всякого рода поборах. А Иоанн отлично знал, что Римской католической церкви пришлось приложить совершенно нешуточные усилия к тому, чтобы удержать от протестантизма сначала Чехию, буквально утопив ее в крови, а потом и Польшу. Ведь Польша в XVI — начале XVII века едва не перешла в протестантизм. Тут, правда, обошлось без открытого
И, зная это, король Руси постарался запустить этот процесс чуть пораньше. Почва то была вполне готова. Оставалось лишь найти яркого лидера и предложить максимально мягкий формат. Все-таки протестантизм позиционировал себя слишком радикально. А тут максимально удобная формула — православие — то же самое католичество, только Папе платить не нужно. Ритуалы менять не нужно, язык молитв тоже… ничего менять не требуется. Никаких уний заключать или конкордатов.
Очень удобно.
— Его убьют, — тихо произнес Александр Литовский, подойдя к Иоанну. Прием уже к тому времени вынужденно прекратился и превратился в своеобразный суд Линча.
— За все нужно платить, — пожал плечами Иоанн.
— Лично он не участвовал в убийстве отца.
— Конечно. Он был приставлен к тебе. На всякий случай.
Молчание.
— Удивлен?
— Но я честный католик.
— Как будто твой отец им не был. Разве их это когда останавливало?
— Почему ты не отказался от православия? Это бы примирило тебя с Римом. Или ты боялся недовольства народа?
— Я сделал для народа достаточно, чтобы он принял мое любое решение в этом вопросе. И, скорее всего, последовал бы за мной.
— Тогда что?
— Титул Папы проклят. — обыденным тоном произнес Иоанн. — С тех самых пор, как его носители забыли, что их миссия — помогать людям спасать души, а не стяжать богатства и светское влияние. Сотрудничать с Папой в отдельных вопросах — да, я это делал и буду делать. Но принимать католичество… нет. Обрати внимание — я обратился к Папе как к юристу, когда решался вопрос о наследовании короны. Как к юристу. Но как богослов или лицо духовное он меня никогда не интересовал.
— А Патриарх?
— После того как удалось его вызволить из османского плена вражды более между нами нет. Ибо он был человеком подневольным и был вынужден озвучивать волю султана. Сейчас же, освободившись, он вновь стал православным иерархом. Больше скажу — мы дружны.
— Боже… его ведь сейчас в окно выкинут! — ахнул Великий князь Литовский, когда кто-то распахнул окно за спиной придворного священника.
— Ты хочешь их остановить?
— Боже упаси! Я знаю, что не отличаюсь особо острым умом, но такая глупость… нужно быть совсем дурным, чтобы такое сделать. Они же тогда нас обоих выкинут.
— Разумный довод. А дальше?
— Что дальше?
— Ты ведь понимаешь, что будет дальше?
— Сейм… — тихо произнес Великий князь Литовский.
— Я не желаю зла твоим родственникам Габсбургам. Но ты знаешь — Максимилиан мертв. Род пресекся. Это ли не знак?
— Знак чего?
— Что Всевышний отвернулся от Рима.
— Ты… ты хочешь, чтобы я принял православие?
— Старые литовские земли до сих пор сути язычники. Ну и малая часть аристократов в твоей державе — католики. Остальная Литва православная. Думаю, ты понимаешь, какие вопросы станут поднимать на Сейме. Или думаешь, что эта кровь, — кивнул Иоанн на придворного священника, что цеплялся за косяки и никак не желал пролезать в узкое окно, — не вызовет реакции Рима? Нужно будет принимать решение. Или каяться и наказывать магнатов, или…