Иван Московский. Том 5. Злой лев
Шрифт:
— Это другое! Понимать надо!
— Отчего же? Упоминания нет? Нет. Ну вот и все. Но ты не подумай, отче, мне все это дымное дело очень не нравится. Я просто становлюсь на позицию критика-оппонента, чтобы понять, как они воевать с нами станут. И, честно говоря, не вижу, как убедить человека отказаться от курения.
— Может назвать этот ритуал дьявольским искушением?
— Арбалет сколько раз в Европе пытались запретить как-то так же? Что-то получилось хорошего из этого? Если людям что-то нужно, никакой церковный запрет ничего не сделает.
— Эта трава для воскурения какое-то проклятье. — покачал
— Или Всевышний послал нам испытание.
— Или Всевышний, — согласился священник, перекрестившись.
— Наш король во время нашей последней беседы рассказывал про то, что было бы неплохо организовать выращивание сахарного тростника на Кубе. Работа трудная. Многие местные вряд ли обрадуются такому делу. А принуждать их силой очень не рекомендовалось.
— Ты прекрасно знаешь, что эта работа едва ли отличается от адских мучений, — грустно заметил священник. — Люди не выдерживают таких ужасов и быстро мрут.
— Нашей коллегии он поручил придумать способы максимального облегчения труда на тростниковых плантациях. В первую очередь — механизмы. Иоанн поставил максимальный приоритет задачи. И мы плотно над этим работаем.
— Это славно, но причем тут табак?
— С сахарным тростником, когда это еще удастся все удумать. Наши люди на Канарских островах и Мадейре внимательно все изучили. Дело сложное. Наверное, даже очень сложное. И не быстрое. Государь же наш не хочет, чтобы людей попусту изводили. Вот… может… табак тут и разводить? Да продавать на Атлантическом побережье. А лучше в Нидерланды.
— Католическая церковь точно будет против.
— Так через нее и продавать. Я точно знаю, среди их духовенства хватает дельцов. Чем они только не торгуют. Вот и предложить им заработать «долю малую». Объяснив, что люди вон как лихо привыкают. И что будут постоянно платить.
— Это богопротивное занятие, — покачал головой священник. — К тому же, кроме сахарного тростника в этих краях много чего полезного и интересного растет. Тот же перец, ваниль и прочее. Нам есть чем торговать. И я не думаю, что табак возить в Европу — это хорошо.
— Он туда все одно попадет, — пожал плечами адепт Механики. — С нами или без нас. Смотри — члены экспедиции без него не могут. И они точно возьмут его с собой. А запретим? Выкинут нас за борт.
— Даже так?
— А ты как думал? Это воздаяние за грехи наши.
— Ну… не знаю…
— Табак — это зло. Явное. Но мы уже заразились им. И теперь — от него никуда не деться. Я не вижу способов, который бы позволил его победить и остановить распространение. Разве что выжигать каленым железом всех, кто курит. Хотя… я не думаю, что запреты и какие-то крутые меры смогут сделать хоть что-то. В таких делах прямые запреты — пустое дело.
— Ты не веришь в слово пастырей Его… совсем не веришь.
— Я верю в слабости человека. А они уже сказали свое слово. — произнес адепт Механики, махнув рукой в сторону курящего лагеря. — Иоанн как-то сказал, что то, чему невозможно противиться нужно возглавлять и пытаться получать с него пользу. Табак, я мню, словно наводнение и ураган. Что ты с ним сделаешь?
— Если мы начнем торговлю табаком, то он попадет и в нашу державу.
— Он туда уже попал.
— Как это? Когда?
— А вот так. Мне
— Найдем и изымем.
— Так другие что, так делать не станут? — усмехнулся адепт Механики. — Это зараза и она заразна. Единственный способ это все пресечь — убить всю нашу экспедицию. Чтобы никто из зараженных не вернулся домой. И надеяться, что семена того морячка просто не приживутся. Но это временная мера. Сюда придут новые люди. И они точно окажутся заражены. И разнесут эту заразу, словно чуму.
Священник помолчал.
— Наказание за грехи наши… — вновь произнес глава экспедиции. — Наш Государь предупреждал, что мы тут найдем такие испытания. И будут они иметь разные формы. Ибо за все нужно платить. Большие прибыли — большая и плата.
— Он говорил что-то конкретно?
— Про интимную заразу, которую по слухам тут можно подхватить. Про всякие смеси, что курят. В том числе такие, что искажают сознание. Про удивительных животных и насекомых, несущих людям смерть. Например, в той Великое реке, устье которой мы минуем, должны жить рыбки, что забираются людям в задний проход, когда они в воде. А потом сжирающие человека заживо. Или маленькие стайные рыбки, что набрасываются на человека и в считанные удары сердца обгладывают его до костей. Аспиды всякие особой сильных ядов и пауки такие же, если не более ядовитые. Гигантские змеи, способные задушить и целиком проглотить человека. Много всякого…
— И мы сюда поплыли… — покачал головой священник.
— Не мы, так другие. В здешних жутких местах не только зло и опасность. Например, тот корнеплод, про который Иоанн спрашивал у людей майя — это, по его словам, хлеб бедных, позволяющий решить проблему с голодом. Те самые рыбы и хлеба Христовы, если выражаться образно. А маис? А фасоль? А та большая курица, что разводят местные на севере? Как ее? Фирки[1]?
— Большая курица?
— Да. Хотя какая она курица, конечно. Здесь много всего хорошего, ценного и важного. Даже безотносительно золота и серебра. Но есть и зло. И за все нужно платить.
— Я все одно не одобряю торговлю табаком.
— Но ты поддержишь меня в этом вопросе?
— Поддержу, — нехотя произнес священник после затянувшейся паузы. — Если это зло уже не остановить, то нашей державы было бы славно с него получать пользу. Но это зло. Страшное зло…
— Да кто же спорит? Но как ему противиться?..
Это был сложный и непростой вопрос. Но адепт Механики смотрел в суть, в корень вопроса, даже не зная, что в оригинальной истории две сотни лет после открытия европейцами табака с ним пытались бороться. Причем делала это церковь в смычке с монархами. Но на выходе это привело к полной и тотальной победе табака. И только в середине XX века, когда удалось доказать вред от его употребления, началось снижение потребления. Впрочем, в XV или там XVI веке ничего подобного сделать было нельзя. Потому как по сути не было медицины, а той что была мало кто верил. Да и мощных средств массовой информации, способных давить на население тоже не наблюдалось. Поэтому ни монархи, ни церковь не сумели устоять перед табаком, который буквально вынес их в одну калитку. Никакие кары не помогали… Никакие запреты не спасали…