Иван Сусанин
Шрифт:
Глава 32
ЖИВИ, СВЯТАЯ РУСЬ!
Агрипина Егоровна, увидев внука, ахнула:
— Господь с тобой, Мишенька! Едва признала тебя.
Мудрено признать. Прибыл молодой боярин в облезлом крестьянском треухе, видавшим виды овчинном тулупе и… в лаптях.
— Чай, ноженьки застудил? Аль другой обувки не сыскалось?
— Так надо было, барыня, — молвил Сусанин. — Ты обогрей Михайлу Федорыча, а я в Деревнищи наведаюсь. Надо с мужиками потолковать. Нет ли у них каких-нибудь вестей? Чуть чего — сразу же вернусь.
— Спасибо
— Да как же не помнить, Михайла Федорыч? То в митрополичьем саду было, когда яблоньки сажали.
Сусанин поехал в Деревнищи на тех же санях. Дорогу передувало снежной порошей. Иван Осипович глянул на небо, кое заволокло нависшими сумрачными тучами. Небось, после полудня метель-завируха закрутит. Мужики, поди, стожки с сенокосных угодий перевозят. Ныне же в одиночку лучше не соваться. Сподручней артелью в непогодь за сеном ездить. Пережидать же долгую непогодь нельзя: март на носу, а он всяким бывает. Так, порой, дороги развезет, что ни одни сани не проедут. Надо покалякать с мужиками…
Ехал, думал о крестьянских делах, и в то же время нет-нет, да и беспокойная мысль проскочит. Ксения Ивановна не зря всполошилась. В Костроме только и разговоров о каком-то появившемся отряде ляхов. Необычном отряде. Рыскает по уезду, но жестокими разбоями не пробавляется. Налетят на деревеньку, поживятся съестными припасами и далее куда-то уходят. Словно ищут кого-то. Но не ради же пятнадцатилетнего отрока они проникли в Костромской уезд. Тогда чего ради?
Смутно в голове Сусанина, как этот тусклый предметельный день.
В Деревнищах все Сабинины были дома. Внуки с шумом и гамом вцепились в деда.
— Дедуся приехал!
Обрадованная Антонида тотчас загремела в печи ухватом, а Богдан помог тестю разоблачиться.
— Скоро же ты, батя. Зачем в Кострому-то ездил?
— Опосля поведаю.
Только сели за стол, как в избу вбежал взбудораженный отец Богдана.
— Ляхи в деревне! Прячьте пожитки!
У Сусанина екнуло сердце.
— Много?
— Десятка четыре. Побегу к себе задами!
Иван Осипович уже ведал, что поляки стояли в селе Вороньем, разоряя округу. Дважды приходило на костромскую землю и воинство пана Лисовского [224] , кой, как, говорили в имении, ушел под Ярославль. Господи, кто ж напал на Деревнищи?
Иван Осипович метнул озабоченный взгляд на зятя.
— Беги, что мочи в Домнино и упреди молодого боярина Михаила Романова.
— Может, на санях, батя? — накидывая на себя армяк, спросил Богдан.
— Какие сани? Пока запрягаешь, ляхи в избе будут. Беги! Торопко беги. Пусть боярин немедля в Кострому уезжает.
224
Александр Лисовский еще раньше на своей родине был осужден за преступления
Иван Осипович наскоро попрощался с зятем, а затем повернулся к Антониде.
— А ты, дочка, забирай детей — и на сеновал. Да поглубже заройтесь.
— А как же ты, тятенька?
— Кому нужен старик? Поспешайте!
Едва дочь и внуки укрылись на сеновале, как в избу ворвались ляхи. Не ведал Иван Осипович, что в деревне оказались поляки, посланные самим королем Жигмондом. Они сбились с пути и угодили в Деревнищи. Один из них, рослый, с пышными палевыми усами тотчас произнес:
— Крестьяне сказали, что ты являешься старостой. Так?
Ходкевич отрядил поляков, умеющих неплохо говорить на русском языке. Таких немудрено было выискать, ибо ляхи чуть ли не десять «смутных» лет знались со многими изменниками-боярами и их холопами.
— Отпираться не буду.
— Недурное начало, Ивашка Сусанин… Если ты староста, то прекрасно знаешь, как пройти в село Домнино.
Иван Осипович спокойно ответил:
— Ведаю, панове.
— Да ты отменный русский мужик! — хлопнул Сусанина по плечу пышноусый пан. Будем дружить, нам нужны такие люди. Меня зовут ротмистр Ковальский. Я дам тебе два злотых, когда ты приведешь нас в село.
— Так не пойдет, пан Ковальский. На два злотых избы не срубишь.
— Ну, хорошо, хорошо. Я не знаю, сколько стоит русская изба, но я тебе дам десять злотых.
— Другой разговор, пан. Но полвина — вперед.
Ковальский вытянул кошелек.
— Получай. Рыцари никогда не обманывают.
— Благодарствую, пан, но хочу упредить, что дорога туда дальняя, да и ту снегом завалило. Дай Бог к вечеру дойти.
— Долго, Сусанин.
— Можно путь вдвое и укоротить, но тогда надо оставить коней и идти через лес.
Паны посовещались и высказали свое решение:
— Нам дорог каждый час, староста. Веди через лес.
Ковальский жаждал быстрее захватить Михаила Романова, за коего король обещал ему высокий чин полковника, богатое земельное владение и пять тысяч злотых. И эта жажда настолько возобладала, что ротмистр решил на время оставить коней, ведая, что без них он не останется, ибо в имении Романова наверняка окажется добрая конюшня.
Прежде чем выйти из избы ляхи похватали в доме все съестные припасы, а Иван Осипович помолился на киот, поцеловал икону Господа и молвил:
— Пожалуй, и я возьму ломтик хлеба на дорожку.
Сусанин повел «воров» совсем в другую сторону от Домнина — к Исуповским болотам, заросшим мелколесьем. Допрежь шли ложбиной реки Кобры, повернули к маленькой деревне Перевоз, расположенной при впадении Кобры в Шачу, а затем вступили в глухие дебри.
Иван Осипович, опираясь на посох, шел в заячьем треухе и овчинном тулупе. Идти было тяжело: зима выдалась снежная, навалив высокие сугробы. А тут еще и метель не на шутку разыгралась.