Иван Украинский
Шрифт:
— Не прислали, а он сам приехал, — уточнил Иван, — из Екатеринодара, потому как контра там его преследовала.
— Так ты тоже знаешь о газете и редакторе?
— В курсе дела. Был в ревкоме, там рассказали.
Агаша, однако, не сдавалась:
— Тебе рассказали, а я уже у Митрофана Карповича Седина в кабинете уборку делала, он со мной говорил, такой душевный человек. Давай я тебя с ним познакомлю?
— Вот сорока, — улыбнулся Иван. — Нет у меня часу для знакомства. Мы с Иваном вступаем в Красную Армию.
Агаша посерьезнела, погрустнела, задала вопрос:
— А когда?
— Да
В пятницу второго февраля 1918 года братья действительно стали бойцами Красной Армии. Они вступили в Выселковский революционный отряд, подразделения которого частично располагались в железнодорожном поселке, самих Выселках, в соседних станицах и хуторах. Агаша вручила Ивану вышедший в тот день первый номер газеты «Рабочий и солдат». Ее редактором и был Митрофан Карпович Седин. Братья развернули газетные листы большого формата. На первой странице над крупными рисованными буквами названия газеты они увидели пламенный лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», а ниже, в фирме, значилось: «Орган Тихорецкого Совета рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов и ревкома 39–й дивизии, № 1, пятница, 2 февраля 1918 года».
На первой странице в броском аншлаге говорилось, что Октябрьская революция железной поступью прокладывает себе дорогу, раздувая пожар мировой революции, тут же было напечатано обращение 3–го Всероссийского съезда Советов к трудовому казачеству. На открытии стояла также заметка, развивавшая мысль, вынесенную в аншлаг:
«Тихорецкая, 2 февраля. Великая русская революция идет вперед. Шаг за шагом отвоевывают себе свои права рабочие и крестьяне… На Дону и Кубани… только начинается строительство новой жизни. Здесь еще только закладывается фундамент Советской власти».
— Все написано в самую точку, — бегло ознакомившись с содержанием номера, сказал Иван своему брату. — А мы будем с тобой теперь писать нашу правду штыком.
Оба Ивана попали в новую красную пехоту. И предстояло им уже завтра вступить в бой у Бурсаков против открытых врагов Советской власти — богатых казаков- бородачей и их сынков — фронтовиков, отъевшихся на родительских харчах. Их было много во всех окрестных станицах и хуторах. Два непримиримых лагеря возникло здесь — формировались части Красной Армии и тут же объединялись для борьбы с ней отряды областного атамана Филимонова и местных белогвардейцев.
Назревало большое кровопролитие. На станции Бурсак образовался один из первых очагов вооруженного сопротивления контрреволюции. Сюда-то и подтягивались
для его ликвидации первые красноармейские отряды. В их формировании выдающуюся роль сыграли большевики Тихорецкого железнодорожного узла, на долгое время ставшего оплотом революции для всей Кубани и районом важных военных событий.
На пункте записи в Красную Армию Иван встретил тогда Михаила Петракова.
— Вступаю в отряд Вани Кочубея, — сказал он.
Украинским не светила такая удача. Кочубей набирал
в свой отряд только кавалеристов — фронтовиков, у кого были своя лошадь, сбруя, снаряжение.
— Ну а мы подались до Кости Чернявского, — пояснил Украинский. — Винтовка у меня есть, а Ивану тоже выдали.
Из всех формировавшихся тогда отрядов
С названием приключилась и другая история. И довольно характерная для тех далеких накаленных дней. После избрания командира отряда, выходца из соседней станицы Бузиновской, участника мировой войны Константина Чернявского и его заместителя, будущего комбрига Красной Армии П. М. Лунева, кто-то из дотошных честолюбцев эсеров или анархистов бросил клич:
— Надо, чтобы новая красноармейская часть носила гордое имя Интернационала.
Лунев осадил говоруна:
— Прежний, желтый социал — предательский II Интернационал умер, а новый, красный по цвету, еще не народился.
— Тогда назовем Черным! — возопил наследник давних народнических теорий и еще более сумбурных нынешних эсеро — анархистских постулатов. — Были же в России революционные группы народников «Черный предел» и «Земля и воля», — продолжал горячиться оратор, — а мы все с вами за землю, за волю, за трудовой народ. Даешь Черный Интернационал!
— А что, ребята, — слышалось в рядах бойцов. — Правильно гутарит. На Кубани земля жирная, плодородная. Все равно отвоюем у богачей и пустим на передел тот чернозем. Тут нам аккурат подойдет названье с Черным Интернационалом.
Большинство собравшихся приняло его предложение.
Миновало немного времени, и, пройдя через горнило безмерно тяжких испытаний, личный состав Выселковс- кого революционного полка считал для себя зазорным даже воспоминание о принятом первоначально решении. Шелуха облетела, осталось крепкое стальное ядро, выдержавшее все тяготы и невзгоды гражданской войны.
На Бурсак красные наступали с трех сторон. Бой продолжался недолго, беляки не выдержали натиска и в большинстве своем разбежались кто куда. Многие попрятались в клунях, на чердаках, сеновалах, в скирдах соломы. Для прочесывания улиц и переулков отправилось несколько команд красноармейцев. Одну из них возглавил Иван Украинский. Проходя по окраине Бурсака, он обратил внимание, как крадучись, озираясь по сторонам, пробиралась женская фигура с ребенком на руках. У бывшего фронтового разведчика мгновенно возникло подозрение, что неспроста петляет испуганный человек по задворкам, какая- то есть у него тайная цель.
— Стой, ни с места! — окликнул незнакомку Украинский.
Молодайка остановилась. На ней был большой пуховый платок, широкая бордовая юбка, к груди она бережно прижимала сверток, укутанный в теплое одеяльце и белоснежную простынку с рубчиками по краям.
— Покажи младенца, — распорядился Украинский.
Человеческая фигура словно окаменела, у нее мелко
дрожали руки. Тогда Иван сам приподнял краешек простынки.
— Кукла! Во фокус! — удивленно воскликнул младший брат Украинского, находившийся тут же рядом.