Июнь-декабрь сорок первого
Шрифт:
– И потом, - как бы в "оправдание", замечает он, - писатель, журналист должен быть любопытным...
* * *
Был еще один, сугубо "земной" эпизод, о котором без улыбки вспомнить нельзя.
На второй или третий день после опубликования в "Красной звезде" очерка "В полете" ко мне прискочил наш спецкор Василий Коротеев и сообщил, что редактор фронтовой газеты "арестовал" Кожевникова за то, что он без его ведома послал очерк в "Красную звезду", нарушив этим "приоритет" его газеты, где писатель состоял в штате. Кожевников, мол, безвыходно
И смех и грех!
Надо принимать меры. Вечером я был в ГлавПУРе, пожаловался на редактора фронтовой газеты. Мне сказали: "Составьте телеграмму начальнику политуправления фронта". Я набросал довольно лояльную депешу - мол, передайте своему редактору, чтобы не препятствовал сотрудничеству своих корреспондентов в "Красной звезде". Главначпура прочитал, крест-накрест перечеркнул ее и написал другой текст: "Какой чудак запретил Кожевникову печататься в "Красной звезде"?" Сейчас могу.сказать, что в тексте вместо слова "чудак" было другое, более строгое, резкое, в духе и характере армейского комиссара... Во всяком случае, Кожевникова сразу же освободили из-под "ареста".
– Эта телеграмма, - рассказывал мне писатель, - выручила всех нас, работавших во фронтовой газете, мы стали беспрепятственно печататься в центральной прессе.
Читатели привыкли, что каждый день или через день на страницах "Красной звезды" печатаются искрометные статьи, памфлеты, фельетоны, заметки Ильи Эренбурга. Мне рассказывали, что, когда политруки раздают бойцам свежий номер нашей газеты, непременно кто-нибудь да спросит:
– А Эренбург сегодня есть?
Рассказывали также, что в одном партизанском отряде был отдан письменный приказ: "Разрешается после прочтения употреблять "Красную звезду" на раскурку, за исключением статей Эренбурга". Не знаю, действительно ли существовал такой приказ - сам я его не видел, - но даже если это легенда, то и она говорит о многом.
И вдруг с 6 сентября его статьи почти на неделю исчезли со страниц "Красной звезды". Читатели звонили в редакцию, спрашивали:
– Что с Эренбургом?..
Его очерк, напечатанный 13 сентября, дал исчерпывающий ответ на подобные вопросы и запросы.
В середине августа резко ухудшилась обстановка на Юго-Западном фронте. Гитлеровцы продвигались в направлении Чернигова - Конотопа - Прилук, имея целью обойти киевскую группировку наших войск. Чтобы помешать осуществлению вражеского замысла, был создан Брянский фронт. Во главе его поставили генерала А. И. Еременко. Перед войсками фронта была поставлена задача разгромить танковую группу Гудериана. Наряду с сухопутными войсками, в том числе танками и артиллерией, к этой операции привлекалось около 500 самолетов, что при тогдашних наших возможностях считалось весьма внушительной силой.
"Красная звезда" командировала на вновь созданный фронт корреспондентов - Петра Коломейцева, Павла Трояновского, Василия Гроссмана, Зигмунда Хирена и фоторепортера
Эренбург сразу же перестал печатать, вскочил с кресла и, словно боясь, как бы я не передумал, произнес скороговоркой:
– Готов, хоть сейчас...
– Сейчас нельзя, - успокоил его я.
– Сейчас нужна ваша статья - для нее оставлено место в полосе. Приходите завтра с рассветом. Я скажу начальнику АХО, Одецкову, чтобы он вас экипировал.
Илья Григорьевич давно рвался на фронт, но мы его не пускали. Все-таки он был уже не молод и делал в редакции очень важное дело. Никто не мог упрекнуть Эренбурга за "тыловой образ жизни". А свое бесстрашие он доказал еще в Испании.
Однажды, в июле кажется, когда немецкие самолеты стали прорываться к Москве, а Илья Григорьевич - в который уже раз!
– завел разговор о командировке на фронт, я предложил ему:
– Поезжайте к нашим летчикам. Чем там не фронт?
Эренбург рад был и этому. Тотчас отправился в авиаполк, сбивший уже с десяток немецких бомбардировщиков. Пробыл там день и целую ночь, а утром прямо с аэродрома зашел ко мне. Его будто подменили. Куда девались недавняя угрюмость и суховатая сдержанность! Он словно бы сбросил с плеч стопудовую тяжесть переживаний, давивших в те трудные дни каждого из нас. Увлеченно стал делиться со мною впечатлениями, навеянными поездкой. Потом поделился этим и с читателями "Красной звезды":
"Идиллические окрестности Москвы - леса, речка, лужайки с яркими цветами, запах смолы и сена. Никто не догадается, что здесь командный пункт аэродрома. Воздух Москвы охраняют смелые летчики.
Под вечер тихо. Некоторые летчики спят, другие читают газеты или валяются на траве. Близок час ночной работы. Телефон: "Группа бомбардировщиков замечена над Вязьмой". Летчики наготове. Мощные прожекторы пронизывают небо, их лучи рыщут, мечутся, настигают незримого врага. Вот он... И тотчас вдогонку несется истребитель.
Двадцать минут длится воздушный бой. Слышны пулеметные очереди. В небе огоньки. И вдруг над лесом пламя - это летит вниз "юнкерс".
Эренбург познакомился тогда с незаурядным летчиком - лейтенантом Титенковым и довольно подробно рассказал о нем в газете. Писательское чутье не подвело Эренбурга. Вскоре Константину Титенкову было присвоено звание Героя Советского Союза.
Грешным делом, я рассчитывал, что эта поездка хоть на какое-то время угомонит Илью Григорьевича. Куда там! После нее он еще настойчивее стал домогаться командировки на фронт. И я решил: пусть уж едет вместе со мной, все же, полагал я, мне легче будет совладать там с ним, чем кому-нибудь другому, - где не достанет силы убеждения, выручит редакторская власть.