Из ада с любовью

Келлер Эрих

– Тада я потом.

Нет, он не хотел ее смерти. Он боялся ее смерти. Но подумал вдруг, что война в Испании могла бы стать выходом из ее беспросветного будущего. Впрочем, отец бы все равно ее не отпустил.

Кира еще некоторое время с грустью осмысляла принятое решение, вяло пережевывая жареную рыбу, но быстро оживилась.

– И мы будем искать Джона Паяльную Лампу, шоба отомстить за твоего друга?

– Нет. Мы поедем к его жене, чтобы принести соболезнования.

Собственно, Тони рассказал Кире об Эрни только ради того, чтобы вдвоем с ней съездить к Кейт. Потому что если он явится на Питфилд-стрит один, это

можно толковать по-разному. А если со своей девчонкой – это будет дружеский визит, возможно – визит вежливости. Но никак иначе.

Место преступления было оцеплено Скотланд-Ярдом, а значит, дело вела полиция, а не МИ5. И если бы не утренняя «просьба» мистера Си, Тони мог бы решить, что никто не усматривает связи между Джоном Паяльной Лампой и возвращением Потрошителя. Предыдущие преступления Джона Паяльной Лампы остались нераскрытыми, и не было оснований надеяться, что на этот раз Скотланд-Ярд чего-нибудь добьется.

Тони посмотрел на обгорелые развалины издали и поехал дальше.

– Он ничего мне не рассказывал. Он говорил, что нам с малышом не нужно знать этих ужасов… – Кейт быстро смахнула слезу из угла глаза, как делала уже не раз и не два. – Я знаю, это было глупо, но он не хотел…

Невыносимо было смотреть на моноциклетный шлем Эрни, похожий на летный или танковый, который Кейт машинально теребила в руках.

В крохотной квартирке Эрни и Кейт было холодновато и сумрачно: приходилось экономить и уголь, и газ. Высокий буфет отгораживал от комнаты жалкое подобие кухни. Кира помалкивала, прихлебывая чай с молоком, и поглядывала на шлем с любопытством ценителя раритетных моноциклетных аксессуаров, но ей вполне хватало такта, чтобы не спрашивать об этом Кейт.

– А записи? Он мог оставить какие-нибудь записи?

Кейт закивала.

– Да-да. Кое-что он записывал. Я думаю, надо разобрать все его бумаги, но сегодня… Я не смогу сегодня…

– Думаю, ты не сможешь и завтра, – вздохнул Тони.

– Там не много бумаг, но я же ничего в этом не понимаю… Страховки, договоры, счета…

– Если ты позволишь, я могу сегодня же все просмотреть и показать тебе, что к чему.

– Да. Да, конечно…

К Кейт приезжали из Скотланд-Ярда с официальным приглашением в морг. Но, увидев, в каком она положении, отказались от этой затеи – нужно совсем не иметь сердца, чтобы заставить женщину на девятом месяце беременности смотреть на обгоревший труп отца ее ребенка.

– Они долго расспрашивали, кто вместо меня может опознать тело моего мужа. Тони, они очень настойчиво меня расспрашивали…

Он кивнул. Кейт умная девочка, она знает, как отвечать на такие вопросы.

– Еще они просили дагерротипы. Они просили его детские дагерротипы.

– Они показывали тебе документы?

– Да, я сейчас напишу фамилии и номера удостоверений.

– Можешь просто сказать, я запомню.

Кейт прикрыла глаза и по памяти воспроизвела содержание двух удостоверений, каждое из которых видела не более секунды. Тони задумался: а стоит ли сообщать фамилии мистеру Си? Или он обойдется без этих подробностей?

– В какое время это было? Примерно? – спросил Тони.

– Они пришли в десять двадцать две.

Мистер Си давал Тони задание в половине девятого… Значит, он минимум на два часа опережает директора Бейнса.

Разбор документов занял довольно

много времени, и, сидя за письменным столом, Тони слышал, что происходит в «кухне». Он не сомневался в Кире, и она оправдала его ожидания: через полчаса обе плакали, обнявшись будто сестры. Может, Киру и не воспитывали как леди. Может, риторика и была ее слабым местом, так же как хорошие манеры. Но сочувствовать чужому горю не научит ни один учитель – для этого надо самому узнать, что такое горе.

К каждому найденному счету (за газ, за квартиру, за продукты в лавке на первом этаже, от доктора Кейт, из больницы, где она собиралась рожать, и прочим) Тони приложил денег. Связался с похоронным бюро и нанял агента, который возьмет на себя все хлопоты с погребением, – и оставил чек с назначенной им суммой (и пусть в МИ5 узнают, что он оплатил похороны друга).

Пришлось перетряхнуть все ящички в бюро и все книги на полках, чтобы отыскать блокнот с записями Эрни, – они были короткими и немногочисленными. Адреса, по которым находили растерзанные тела. Даты и примерное время смертей. Места пропажи младенцев – а младенцев Потрошитель всегда уносил с собой, из чего можно было делать самые разные выводы. К сожалению, все это Тони знал и без блокнота Эрни. И запись «Уайтчепел-роуд, Дэвид Лейбер» со знаком вопроса напротив нее немного запоздала… Было и еще одно слово со знаком вопроса: «ветеран». Дэвиду Лейберу едва исполнилось двадцать пять, он никак не мог быть ветераном. А вот слово «Адмиралтейство» Эрни пометил восклицательным знаком.

Агент Маклин тоже спросил про Адмиралтейство. И, кстати, тоже был ветераном.

***

Полковник Рейс не заметил, как стемнело за окном, продолжая машинально вертеть в руках дагерротип, на котором мальчик лет десяти обнимал огромного пса, сидевшего с ним рядом. Дагеррографы МИ5 хорошо поработали над любительским изображением, верней – над его левым верхним углом, и прочли табличку с названием улицы, случайно попавшую в кадр, хотя это было и нелегко: «…пеникштрассе». Конечно, допускались некоторые варианты прочтения, но и ребенку было ясно, что это нехарактерное для Англии название улицы. Полковник ждал ответа из посольства в Берлине.

Наконец один из многочисленных телеграфных аппаратов оживился, дернул кареткой и застрекотал, толчками выплевывая из себя ленточку. Рейс лишь повернул голову в его сторону – он отлично ловил на слух телеграфные сообщения. Но когда включилась тяжеловесная факсимильная машина, пришлось подняться с места: из посольства отправили изображение, полностью подтвердившее сообщение, посланное телеграфом: дагерротип сделан на Кёпеникштрассе в Берлине, по всей видимости во время войны. Мальчик на фотографии – Эрвин Кинн, сын владельца фирмы, производившей бытовые фонографы.

Телеграф стрекотал и стрекотал, и Рейс вызвал секретаря, чтобы тот распечатал полученный из Берлина текст. Но полковник и на слух успел уловить некоторые детали биографии Эрвина Кинна. Закончил Боннский университет по курсу права, вступил в НСДАП будучи студентом; по непроверенным сведениям, еще в университете сотрудничал с тайной полицией кайзеровского рейха, владел четырьмя языками. Женат на Кэтрин Кинн, урожденной Бок, приехавшей в Берлин из Кенигсберга. По данным берлинской полиции, супруги Кинн погибли при крушении дирижабля LZ121 «Дитрих» семь лет назад.