Из блокады
Шрифт:
Лесник спокойно подошёл к воротам и распахнул створки. Знакомый мне броневик, натужно урча и пуская чёрный дымок, въехал в Посёлок.
Автомобиль развернулся и замер. Открылся верхний люк, и Ренат встал к пулемёту. Ствол оружия покрутился из стороны в сторону, а потом уставился на ближнюю вышку.
Следующим из машины, чертыхаясь, вылез Савка. Он пнул колесо:
– Длянь железная, ломался всю дологу.
– Я смотрю, весело у вас, - Степан захлопнул дверцу и оперся плечом о броневик.
– Ехали мы, ехали. Так бы мимо, по краешку, и проскочили, а тут деревья поперёк дороги навалены, из кустов чуть стрелять в нас не начали!
– А Клещ?
– растерянно спросил Слега.
– Клещ-то?
– ухмыльнулся Партизан.
– Клещ, выходи. Народ требует.
– Думали, я вас до эшелона поведу? Вот вам!
– вылезая из машины, сказал ехидно Клещ, он вскинул правую руку, а левой ударил по сгибу локтя.
– Сначала другана моего Лёшку угробили, а после ко мне припёрлись! Один раз я сводил вас до Ударника, так вы Сычу там кровавую баню устроили, а потом мне угрожали, чтобы, значит, молчал. Решили, что испугаюсь, и дальше на вас пахать буду? Не таков Клещ. Завёл дураков на болотные выселки, и дёру. Одному-то сподручнее через лес ходить, чем со стадом баранов за спиной. Спасибо, что путь мне нарисовали, я с вашей картой до эшелона дошёл, будто по бульвару прогулялся. Думал там смутные времена пересидеть, посмотреть, как дела пойдут, а после уж решать, что делать дальше. А тут Партизан заявился.
– Вот это поворот, - сказал Клыков, а потом, уже громко, чтобы на вышках услышали.
– Вы спускайтесь, спускайтесь. Бросайте оружие, и по одному ко мне...
– Эх, - попенял я Степану, - опоздали вы. Такое веселье пропустили...
А сам с детской обидой подумал, что все мои усилия теперь обесценились - парни бы приехали на броневике, и всё без меня и моих зверей порешали. Надо было лишь немного подождать. У меня ещё хватило сил бросить вслед уходящей волчьей стае: "спасибо, братки!", а потом в глазах потемнело и я осел на землю.
* * *
– Сволочи, - Клыков, сжимая кулаки, щерился на Слегу, - сволочи! Я ж вас к стенке... я ж вас голыми руками...
Дружинники уложили на мокрую траву тела казнённых товарищей и бойца, погибшего во время недавнего штурма участка. Ещё четверо - трое граждан и один барачник - разметались на мокрой земле поодаль. Их нашли возле правления, там, у стены они лежали с перерезанными глотками.
– За что?
– поинтересовалась Ольга, мрачно глядя, как дружинники бережно, стараясь выбрать место посуше, укладывают тела друзей, и заботливо накрывают покойников отобранной у барачников одеждой.
– Удрать хотели, - хмуро пояснил Слега.
– К вам уйти. С оружием. Да словили мы их. Вот, значит, за дезертирство, по законам революционного времени и вздёрнули.
– А этих?
– Ольга кивнула на четыре трупа.
– Тоже по закону?
– Конечно, - подтвердил барачник, - мы ж не беспредельщики. Эти трое - мародёры, пытались из больницы лекарства украсть. А вон тот, наш, видно, лишнего перебрал. Не знаю, что ему примерещилось, а только начал из автомата палить, чуть Пасюка не пришил. Пулю для таких жалко, а виселица оказалась занята. Вот и...
– Ясно, - мрачно сказал Клыков, - И где же Пасюк? Ещё не сдался? Лично повешу гада. По закону революционного времени! Слега, мы заходили в общежитие. Скоро там начнут
– Их-то? Они сами почему-то мрут. Тяжёлых из больницы туда перевели, чтобы, значит, место не занимали, а они помирать начали. Мы ж не звери, кого могли, подлечили...
– И много умерло?
– спросил я.
– С утра было пятеро, а сейчас и не знаю.
– Понятно, - равнодушно сказал я, сил для переживаний не осталось.
– Значит, что делать? Значит, живых надо в больницу, а мёртвых похоронить. Асланяна бы сюда, чтобы копал могилы, глядишь, и понял бы, что натворил. Нет здесь Асланяна, придётся, Слега, тебе. Бери дружков, и вперёд. А к больным ведите врачей. Надо спасать.
– И чего стоим?! Приказов не слышим?!
– заорал Степан, вертя в ладони нож.
– Слега, чтобы через полчаса все барачники, как на параде, стояли перед участком.
– А потом?
– спросил Слега.
– Расстреляете?
– Может, и расстреляем, - задумчиво сказал Степан.
– А может, и нет, видно будет.
– Степан, - напомнил я, - не забудь, в общежитии нужны врачи. Все, сколько есть.
– А может, подождём?
– зашептал Белов.
– Кто выживет, тот, значит, выживет, а от остальных всё равно нет толка. Без них и нам легче будет. А, главное, мы не при делах. Асланян виноват, на него и так всё повесят, одним грешком больше, одним меньше, он и не заметит... логично?
– Логично, - признал я.
– Только не по-людски. Мы же люди. Пусть жизнь делает из нас зверей, а мы должны, где возможно, оставаться людьми. Я, конечно, наделал много глупостей, но уж это сумел понять. Это же просто... неужели не понимаешь?
Степан посмотрел на Клыкова, тот на Партизана, лесник кивнул и ухмыльнулся:
– Правильный ответ, - сказал он.
– Пять баллов.
* * *
Участок взяли в плотную осаду. Теперь, с тем оружием, что привёз Степан, мы можем разнести здание по кирпичику. Появились зрители; стрельба давно затихла, набат пробил отбой, нужно узнать, что случилось, и как жить дальше. Собрались люди в кучки, смотрят на вновь откуда-то появившихся дружинников, на ментов - не нынешних полиционеров, а тех, которые следили за порядком раньше, при Хозяине, но больше косятся на броневик.
У барачников, засевших в участке, желание сопротивляться исчезло. Объяснили мы, что зверствовать не будем - каждому воздастся по делам его, но лишнего никто не получит, а сдавшимся добровольно, ясное дело, снисхождение полагается. К Пасюкову это не относится, но справедливый суд мы и ему гарантируем.
Встали выползшие на белый свет барачники лицом к стене, ноги шире плеч, руки за голову. И всего-то их оказалось четверо, Пасюков пятый. Этот отдельно от других. Ничего ему больше не светит. Конечно, прямо сейчас кончать его не будут, а неприятность в виде показательного суда с дальнейшей показательной казнью - это наверняка.
Такие расклады легко просчитываются; их бы и дурак просчитал, а Пасюк вовсе не дурак. Он сказал:
– Разговор у меня к тебе, Олежка.
– О чём говорить-то?
– равнодушно ответил я.
– Всё, что нужно - сказано, всё, что должно - сделано.
– Не всё. Есть одно предложеньице. Не сомневайся, мы оба с него поимеем выгоду. Я хочу обменять свою жизнь на твою.
Я попытался смекнуть, в чём тут смысл, да так и не понял. Видно, от усталости голова совсем перестала соображать.