Из чего созданы сны
Шрифт:
«Она предательница… предательница…»
«Она согрешила… согрешила…»
«Она нас предала… предала…»
Голоса шли отовсюду, со всех сторон огромного, погруженного в ночь Альстер-парка. Злые, оглушающие, грозные. Голоса, которые не умолкали и множились, как эхо. Голоса, не знакомые фройляйн Луизе, мужские и женские, да, даже женские! Что же это такое? Что с ней? Она в панике озиралась и металась по мокрой увядающей траве между дорожками,
«Беда… беда…»
«Несчастье… страшное несчастье… несчастье…»
«Она виновна! Она виновна! Виновна… виновна…»
«Потому что предала нас… предала нас… предала…»
«Потому что высокомерна… высокомерна…»
«Она погибла… погибла…»
«Потому что не знает любви… не знает любви…»
«Потому что не любит людей… никого не любит…»
«Потому что вмешалась… вмешалась…»
Фройляйн Луиза закричала во всю мочь: «Кто вы такие? Я вас не знаю! Я не узнаю ваших голосов! Прочь! Ко мне, мои друзья!»
Но жуткие голоса только усиливались. Казалось, они нисходят с макушки каждого дерева, наступают из-за каждого куста, все страшнее и неумолимее.
«Фальшивые друзья!» — взвизгнул женский голос.
«Фальшивые друзья… фальшивые друзья…» — вторил хор мужских голосов.
Женские голоса, мужские голоса, поочередно — страшно, жутко.
«Месть!» — взревел мужской голос так ужасающе, что фройляйн задрожала.
«Возмездие!» — откликнулся другой.
«Смерть!» — зазвенел на пронзительной ноте женский голос.
«Проклятие!.. Проклятие…»
Фройляйн прислонилась к стволу какого-то дерева, совершенно без сил. Капли дождя и слез струились по ее лицу. Ботики погрязли в мокром дерне…
Вне себя от страха, она выбежала из моих апартаментов, подлетела к лифту — и в холл. «Выбраться из отеля, — думала она, — как можно скорее выбраться!» А то я еще погонюсь за ней. Я или тот презренный кельнер, в котором она сразу же распознала злого духа.
О, как же фройляйн была несчастна! Из холла она выскользнула прямо под дождь. Все пошло наперекосяк. Она не нашла убийцу малыша Карела. Она не смогла увести с собой Ирину. Все сорвалось.
Срыв-срыв-срыв… Тоненькая ниточка надежды на ее друзей, на которой она пока еще держалась, которая много лет оберегала ее от нервного срыва, рвалась на глазах, тут и там… Фройляйн Луиза, на мгновение помедлив у выхода из отеля, бросилась в парк. Она знала, что окна моих апартаментов выходили на Альстер. Она хотела, подняв к ним взор, молиться, молиться и молиться, чтобы случилось чудо, и ее друзья помогли ей хотя бы забрать Ирину. Она тяжело заковыляла по дорожке во тьму. Ее взгляд блуждал по фасаду отеля с его многочисленными окнами и балконами. Где мое окно? Где балкон? Она понятия не имела. Большинство окон было плотно задернуто шторами, светились только два-три. Фройляйн стояла под дождем
«Вон она стоит…»
«На грани… на грани…»
«И не знает, что теперь делать… что делать…»
«Ее вышвырнули… вышвырнули…»
Они были язвительными и злорадными, эти голоса. О, какими они были подлыми! Их становилось все больше, и они все больше изгалялись. Все обиднее и злее были их ругательства.
«Обманщица!.. Обманщица!..»
И когда она в отчаянии снова воззвала к своим друзьям, зазвучал новый хор голосов, мужских и женских.
«Мы тебе не друзья!.. Не друзья!..»
«Потому что ты преступила… ты преступница…»
Фройляйн в ужасе осознала, что эти голоса уже не только обсуждают ее, а обращаются к ней напрямую. В ее мозгу все перемешалось. Стройное здание понятий, воздвигнутое ее разумом, разваливалось на куски.
«Возмездие! — раздался женский голос. — Воздайте ей по заслугам, ей, преступнице!.. Преступнице…»
«Травите ее, Богом гонимую!»
«Богом гонимую… Богом гонимую…» — подхватил хор мужских голосов.
И вдруг, как отзвук, прозвенел один-единственный чистый ясный голос: «Богом хранимую… Богом хранимую…»
«Хватайте ее!!!» — перекрыл его пронзительный женский визг.
Фройляйн Луиза вздрогнула всем телом.
«Вон! — подхватил мужской голос. — Вон отсюда!»
Он был таким страшным, что фройляйн бросилась вон на улицу по мокрому ночному лугу вдоль озерка. Голоса, не отставая, преследовали ее:
«Ага, она бежит… бежит…»
«Гоните ее! Гоните ее!..»
«Мы за тобой… за тобой…»
«Убирайся отсюда вон… убирайся вон…»
«Глядите, как она бежит-бежит-бежит… Сейчас сверзнется…»
«Сверзнется… сверзнется…»
«Сейчас упадет… упадет…»
«Упала… упала…»
«Падшая… падшая…»
Фройляйн запнулась за корень дерева и больно шмякнулась о землю.
«Ага, лежит… лежит…»
«В грязи… в грязи…»
«Там ей и место!.. Там место…»
«Встать!» — взревел мужской голос.
Фройляйн Луиза вскочила и помчалась, не помня себя.
«Ага, она спасается бегством… бегством…»
«Но мы достанем ее… достанем ее…»
«Уничтожим ее… уничтожим ее…»
И тут с небес, как раскат грома, грянул всеобъемлющий глас:
«Она — моя!»
Фройляйн упала на колени и, молитвенно сложив руки, прошептала, едва дыша:
«Господи! Услышь меня, Господи!»
«Господь не внимает грешницам! Он не слышит тебя!» — расхохотался женский голос.
«Вон!» — опять взревел тот, страшный.
Он был так ужасен, что фройляйн Луиза тут же вскочила и заспешила прочь, насквозь промокшая и измаранная, таща за собой раскрытый зонтик и тяжелую сумку на согнутой руке.