Из чего созданы сны
Шрифт:
Маленький, застенчивый славный Циллер говорил с тоской в голосе, без всякого упрека. В войну Циллер был корреспондентом на подводных лодках. Он сделал множество рисунков с подводными лодками и с бушующим океаном, и с кораблями сопровождения, которые взлетают на воздух. Многие картинки были напечатаны в иллюстрированных журналах Третьего рейха. Подводные лодки были его непреходящей любовью. Циллер просто терял голову, если ему удавалось какую-нибудь из них увидеть или только о них поговорить. При любой возможности он пытался протащить в номер фото подводных лодок. По этому поводу у
— Если дадите еще две сверху, я попробую ему отсосать, — сказала, успокоившись, рыжая. — Может, это поднимет.
— Не, не, спасибо, фройляйн, — возразил смущенный Макс. — Но я его знаю. Мой Джонни сейчас в ступоре. Тут ни труба, ни саксофон не помогут. Гад проклятый!
— Одевайся, — сказал я рыжухе.
Три другие девочки сидели на табуретах в полном смущении. Две уже разоблачались и отработали свое шоу, правда, без какого-либо успеха. Теперь пришла пора четвертой. Эта была блондинкой. Все девочки были как на подбор.
До пяти я писал. Потом поспал до девяти, выкупался, позавтракал, быстро попрощался с Ириной, которой принес поднос в постель, поговорил с врачом, а потом поехал в новое «Агентство по подбору кадров для кино, сцены и подиумов». На самом деле это было обычное агентство с девочками по вызову, но безумно дорогое — хозяйка была моей знакомой. Она тоже была ничего себе. Слегка за тридцать, а в постели — самолет на вертикальном взлете. Я ее попробовал. Отсюда и знал заведение. Девочки стоили баснословных денег, но взамен вы получали первоклассный товар. По фотографиям в каталоге я отобрал самых классных и заказал их к одиннадцати в студию. Ровно в одиннадцать они тут и были. Три уже выложили все, что могли. Без какого бы то ни было эффекта.
— Давай, — сказал я четвертой. — Теперь ты.
Она поднялась.
— Не, — отчаянно завопил Макс со своего подиума. — Не, Вальта, прошу тя! Не имеет смысла. Пусть малышка даже не раздевается. Снова выйдет пшик.
Блондинка тут же жалобно завыла.
— А мои деньги, — всхлипывала она. — Мой гонорар?! Другие получили, а я что? Это свинство! Я этого так не оставлю! Я пожалуюсь госпоже директорше!
— Ради Бога! — кроткий Циллер вытащил толстый бумажник. — Конечно, вы получите свой гонорар, как и другие дамы. Такого же никто не мог предполагать!
Он открыл свой бумажник, в котором была куча банкнот. Макс теперь неотрывно следил за Циллером. Я посмотрел на Макса. Берти тоже, одновременно со мной. И мы оба заметили.
— Мммм… ммм… — взволнованно промычал он и дернул подбородком.
Я кивнул. Мы оба отчетливо увидели, как Максов Джонни шевельнулся при виде купюр. Бравый подводник Циллер отсчитывал девочкам по пятьсот на нос. Максова штучка снова вздрогнула, на этот раз посильнее.
— Господин Циллер, — заорал я.
Он поднял на меня глаза. Тогда я закричал девицам:
— Подвиньтесь!
И снова Циллеру:
— Встаньте перед господином Книппером так, чтобы он хорошенько вас видел! На свет! И держите пять сотен марок
— Мне надо… но зачем?
— Быстро! Без разговоров! — поддержал меня Берти.
Ничего не понимая, Циллер сделал как мы просили. Но тут же все понял.
— Вон оно что, — пробормотал Циллер.
У Макса кое-что пришло в движение. Еще не слишком, еще далеко не то, что надо, но дохлым это уже не назовешь.
— Пятьсот сверху! — крикнул Берти.
Он стоял позади «Линхоф»-камеры, укрепленной на штативе. Отсюда он должен был снимать стационарной камерой на широкоформатную пленку в кассетах. У Циллера в руках было уже десять сотен. А у Макса уже стояло как приспущенный флаг на фале. Девочки совершенно обалдели и перешептывались между собой:
— Вот бы нам это зажать!
— Такого я еще не видела!
— Виола, глянь-ка какой у него встает!
— Тихо в стойле! — прорычал Берти. — Так, хорошо, хорошо, господин Книппер! Постарайтесь! Не отрывайте взгляда от денег. Сконцентрируйтесь. Так, смотрим на деньги!
— Я и так стараюсь, — простонал Макс. — А у вас нет ище тыщи?
— Отчего же, — сказал Циллер.
— Тогда поднимите на две штуки повыше!
Циллер помахал над головой купюрами на две тысячи.
Максово драгоценное хозяйство взлетело.
— О-о-о! — вылетело у потрясенной рыжухи.
Это было и впрямь импозантное зрелище.
— Так, так… так держать! Вы можете удержать его в таком состоянии, господин Книппер?
— Пока тот господин сможет держать две тыщи марок!
Берти делал снимок за снимком. Любой греческий бог по сравнению с Максом Книппером был полным говном. В студии снова стало тихо. Все были ошеломлены. Берти работал как одержимый. Какой-то ассистент отпустил шуточку в адрес кроткого заведующего художественным отделом, но Циллер стоял не шелохнувшись в ярком луче юпитера, напротив Макса, держа над головой две тысячи марок. Макс сдержал слово. Он не отвлекался и не уклонялся. Когда Берти, наконец, закончил свою работу, раздался гром аплодисментов. Польщенный Макс раскланялся на все четыре стороны. Потом слез с подиума и натянул свои трусы.
— Черт тебя побери, Макс! — сказал я.
— Да, — ответил он. — Что поделаешь, мой Джонни такой строптивый.
Внезапно Берти зевнул.
— Что, устал? — спросил я.
— Как собака. Сегодня рано завалюсь спать и наконец-то как следует высплюсь!
— Ага, — сказал я. — Я тоже.
Мы оба как следует выспались этой ночью. На высоте десять тысяч метров над Атлантикой.
19
До нас еще должна была сесть целая куча самолетов. Мы кружили над аэропортом Кеннеди уже три четверти часа, а диспетчеры спускали нас ярус за ярусом. Я был в Нью-Йорке в третий раз. Берти, по меньшей мере, в сто третий. Он с любовью описывал мне город с его пятью основными районами — Манхэттен, Бронкс, Брунклин, Ричмонд и Квинс. Я смотрел на стройные авеню с их переплетением с поперечными улицами на Манхэттене, на небоскребы и гигантские мосты. В Нью-Йорке светило золотушное солнце, я снова крепко заснул после всех этих безумных ночей.