Из чего только сделаны мальчики. Из чего только сделаны девочки (антология)
Шрифт:
Они шли по набережной в поисках недорогого отеля, когда путь им преградила толпа, слушавшая уличного музыканта. Они тоже остановились. Певец, молодой парень в джинсах, висящих на бедрах, не понравился Сонеру. Потряхивая смазанными гелем волосами и двигая тазом, он пел модный шлягер Таркана, подвывая, как развязный муэдзин. Женщины слушали его с удовольствием, опуская ресницы. Ревниво следила за ними из толпы девушка, видимо, встречавшаяся с музыкантом. Но и Аня тоже разглядывала певца, подавшись вперед и выпустив руку Сонера. I want marry you, пел парень, и она смотрела на него зачарованно, как ребенок в магазине на леденцы у кассы. Дело было не только в молодости, понял Сонер. Это развязно пела сама жадная жизнь. Обещала ей многое... В отличие от Сонера, которому давно
Он отвез ее домой.
9
Всю обратную дорогу Сонер думал. Продолжал он думать всю ночь, лежа в кровати рядом с женой. С моря дул ветер, плющ царапал окно, Сонер лежал с открытыми глазами и страдал, что он уже не молод и не хорош собой. Жизнь его более-менее устроилась, и Сонер боялся потревожить ее. Но вдруг ему стало это горько. Подумал о жене почему-то с ностальгической нежностью. Он не понимал, почему она вышла за него замуж, почему и как получилось, что они должны жить вместе. Вся его понятная, не требовавшая усилий, привычная жизнь вдруг показалась ему чужой и запутанной, как нехороший сон, снящийся в духоте на закате. Как будто что-то дремало в нем все эти годы, и внезапно пришло в движение, и теперь знакомый себе Сонер должен был уступить место кому-то другому, которого он не знал. Думал он про девушку, представлял себя рядом с ней, и был неожиданно себе неприятен, вспоминал ее лицо яблочком и царапину на круглой лодыжке не с яростью желания, а по-отечески, с отстраненностью. Он теперь понимал, что было все это невозможно, не нужно. Именно это и значило, что он любил ее, он ничего не успел испортить. За одну ночь он последовательно разбирался со всей свой жизнью, отделяя важное от неважного, вспоминал, почему работает портье, думал, что надо будет переселяться в края более прохладные и менее удобные для жизни. Теперь ему требовалось много времени в одиночестве и тишине, чтобы наблюдать, как поднимается в нем новое, неизвестное. В первый раз за много лет он знал, что ему надо делать. Решения приходили сами, и было ему спокойно - никогда еще ему не было так спокойно. Сонер был счастлив.
10
Екатерина Николаевна вышла за ворота, слушая, как стучат подметки ее туфель о плиты дорожки. Провожаемая взглядом охранника, она, стыдясь, поспешила выйти на дорогу, за шлагбаум отеля, за подвластную ему территорию, и оказалась в тени. Вокруг жила чужая ночь, дышала жарко и влажно, как животное; и чернота над головой, и страшный лес впереди, качающий макушками незнакомых деревьев, были темной шкурой, на которой звезды дрожали каплями. Белый запах поднимался из горячей темноты, он сладко пах обещанием, какой-то предсмертной истомой, которую надо успеть узнать, или она навсегда останется тебе неизвестна. Она беспокоилась, в ней поднималась почти обморочная тоска, и уже было ясно, что это мучает ее желание, и тем более оно было мучительно, что она в точности не знала, чего именно так сильно желает.
Ночь выпускала облако, как каракатица. Впереди не было ничего, кроме тьмы. Слева вдоль дороги росли кусты в длинных шипах, заплетавшие заборы, за заборами были здания отелей, горели огни, звучала музыка, сновали оглушенные радостью безделья люди, и все они в этот час были внутри, за оградами, а она была снаружи. Справа стоял лес и смотрел на нее темными глазами неизвестных ей птиц и животных.
«Что это я делаю?» - подумала она завтрашнюю, дневную мысль. Еще было не поздно повернуть обратно. Но дневная мысль съеживалась и казалось блеклой, неживой, одна оболочка мысли, и любое слово в ней ничего не значило. Поискав опору в себе и не найдя ее, она отпустила никчемную мысль с облегчением. Теперь она мало чем отличалась от окружавшего ее мира: колеблемого ветром, густо растущего, источающего запах и обоняющего, живущего, как придется. И тогда она пошла вперед.
Он ждал ее за поворотом, в стороне от света фонаря, и надо было сперва миновать круг света, чтобы потом увидеть белеющую в темноте рубашку и огонек папиросы, расцветающий хризантемой. И она сразу представила, как он стоял тут, прячась в тени,
Не зная, что сказать, пошли рядом. Он - шаткой мальчишеской походкой, показывавшей независимость, будто он просто так гуляет рядом с ней, случайный прохожий. Угрюмо взглянув на нее, он взял ее за руку, и теперь уже он вел ее, обретя от этого некоторую уверенность. Они миновали несколько отелей, прошли мимо кафе с открытой террасой, хотели присесть, но выглянул хозяин и стал закрывать ставни. Тогда свернули на гравийную дорожку, вышли на пустой остывший пляж, утопая в песке, и сели среди валунов.
Море, казалось, преодолело линию горизонта и поднялось за нее высоко. Далеко в море висел золотой гроздью корабль в огнях. Море было невидимым, тянуло серебряные нити, впереди шел гребень пены, за ним волна, и снова.
– О чем ти думаешь?
– Я думаю – море похоже на вечность, а на горизонте стоит золотой корабль.
– Я боится с тобой.
Глаза у него были черные, сливались с цветом зрачка. Мысли его были какие-то иные, и она ничего не могла в них понять. От него сильно пахло дешевым одеколоном.
Здесь, без публики, он был другим, смуглое лицо было бледным от усталости, так что выделялись на нем оспинки. Он начал пространно ей жаловаться, с детской обидой, как управляющий отбирает чаевые, заставляет работать по две, три смены, и ссориться с ним нельзя, потому что на всем побережье владельцы отелей знают друг друга. Что иногда не успевает на последний автобус, а на такси жалко денег, платят в месяц триста долларов, и ночует прямо тут в лесу, что времени на личную жизнь у него нет, сил тоже нет, и секса не было полтора месяца.
Потом она рассказывала ему, почему приехала.
– Холодно. Пора спать, - наконец сказала она, и они пошли, и она тут же, еще идя с ним рядом, начала вспоминать и камни, на которых они сидели, и холод песка, и корабль, потому что все подробности почему-то казались ей ценными и необходимо было их навсегда запомнить, не потеряв ничего.
В последней тени у трассы он мрачно поглядел на нее и вдруг обнял и поцеловал ее в губы, свет и дорога были так рядом и безопасны, на расстоянии шага, она не стала сопротивляться. Она положила руку ему на затылок, волосы у него были грубые, как на холке лошади, жесткие, и подбородок усыпан был жесткой крошкой.
Вышли на трассу, молча не останавливаясь пересекли ее, вошли в лес на ощупь. Казалось, начали общее дело, а теперь зачем-то вынуждены его довершить. Потом он спросил у нее сигарету и курил, отвернувшись. Она лежала на спине и смотрела, как чужие сосны качают макушками на фоне чужого неба.
Выйдя из леса, пошли по шоссе к отелю, держась теперь на расстоянии. Оказалось, они ушли довольно далеко, и впереди попалась стоянка такси, он попросил ее подождать и один вошел внутрь деревянной будки, где вповалку спали на полу водители, оставив обувь снаружи. Он о чем-то долго говорил с ними по-турецки, потом все засмеялись. Вышел водитель, завел мотор. Ахмед подошел к ней и скоро зашептал каким-то умильным, новым голосом:
– Он отвезет тебя до отеля, а мине нужно в город, автобусы уже не ходят, такси до города пятьдесят долларов - или мне придется ночевать в лесу. У тебя есть пятьдесят долларов? Дашь мне пятьдесят долларов?
Потом ехали в такси, она на заднем сиденье, он рядом с водителем, и всю дорогу она холодно думала: "Почему всего пятьдесят?"
11
Екатерина Николаевна пришла в номер, разделась, долго принимала душ, чистила зубы, потом легла и стала думать. Переворачивала мысль и думала ее с обратной стороны. Разницы не было. "Так, так", - думала она в такт цикадам, и снова - "так, так". Помедлив, оставила она в стороне пошлость. Выходило так-так, что завести курортную интрижку в ее возрасте и обстоятельствах, как русская туристка, не страшно, можно с этим жить, и вполне понятно - жара, безделье. Она раньше презирала рассказы про местные нравы, и потому это застало ее врасплох, что она не подозревала за собой стихии, как случается с людьми, уделяющими много внимания голове и забывающим о своем животном.