Из химических приключений Шерлока Холмса

Казаков Борис Игнатьевич

— Как я вижу, — сказал задумчиво Холмс, — вы питаете к брату нежные, можно сказать, отеческие чувства. Не буду скрывать от вас, что именно это и остановило мое внимание, побудило к розыскам. Согласитесь, что довольно странно то, что вы не отвечаете на письма любимого брата. Не буду вас томить и приглашаю взглянуть на это стекло. Вы, оказывается, вовсе не оставляли письма брата без ответа, но пользовались разным способом тайнописи.

Барнет смотрел на письмо со своим текстом и был, как все видели, полностью уничтожен. После некоторого молчания он выдавил из себя:

— Хорошо, я признаюсь вам во всем… расскажу последовательно. Фредди талантлив, но натура у него увлекающаяся. Он организовал небольшой театрик — варьете с танцовщицами и световыми эффектами. Успех у него был немалый, и он работал не покладая рук, все время совершенствуя и разнообразя свои представления. В стекольном магазине он обратил внимание

на шары с радужным переливом, изготовляемые нашим заводом, и они ему очень понравились. На одном из представлений оказался его знакомый по годам учения — Крейтон. Он выразил ему свое восхищение постановкой, они вспомнили прежние годы, и тот стал довольно часто посещать представления. Однажды Фредди поделился с ним, сказал, что ему очень бы пригодились для спектакля радужные шары, но те, что продаются, слишком велики по размеру. Крейтон сказал ему, что он мог бы помочь ему, если бы знал, как наводится на стекло эта игра цветов. Он, Крейтон, работает на Бирмингемском стекольном заводе и, зная технику изготовления, смог бы для Фредди сделать подобные по требуемому для него размеру. Фредди запросил меня, и я, не видя в том большого секрета, сообщил ему, что для этого нужно. Крейтон изготовил ему маленькие шарики, которые Фредди тут же употребил в дело и восхищался усилением эффекта представления. Потом его внимание остановили так называемые морозные шары. Крейтон опять выразил готовность помочь ему. История повторилась. Фредди очень хорошо знает ультрафиолетовую технику и увлекается ею. На ее применении и достигаются световые эффекты его представлений. Как-то Крейтон пришел к нему и дал кусок трехслойного стекла. Попросил испытать его — нельзя ли от него получить светового эффекта? Фредди испытал, но ничего толкового не вышло. А потом получилась глупость, за которую Фредди жестоко поплатился. Он придумал новое представление, которое было воспринято не так, как он ожидал. В какой-то там волшебной обстановке девушки танцуют. С ними комический персонаж с биноклем. Время от времени он направляет на них свой бинокль, и они кажутся публике голыми. Это вызвало восторг. Но однажды клоун по своей глупости позволил себе вольность: он направил свой бинокль на публику. У французов это вызвало бы большую веселость, но англичане — не французы, их это оскорбило. Поднялась буря негодования: как смел «раздевать» публику какой-то клоун своим рентгеновским биноклем.

Все дружно расхохотались.

— А мы-то все поражались тупости и дремучей невежественности нашего обывателя, — сказал Чезлвит. — Ведь со всей серьезностью в свое время в США на обсуждение был вынесен законопроект депутата Рида о запрещении лучей Рентгена ( x– лучей, как их тогда именовали) в театральных биноклях. Мы удивлялись тому, как такая дикость могла прийти кому-то в голову, а источник этого, оказывается, в «пикантной» дури какого-то весельчака!

Барнет не смеялся. Печально наклонив голову, он продолжил:

— Конечно, все это было достигнуто с помощью невидимых ультрафиолетовых лучей. Но дурацкая выходка скверно отразилась на Фредди. Его театрик прикрыли, и ему пришлось заняться чем-нибудь. Он и открыл свое фотоателье. Крейтон не покинул его, он выразил ему свои соболезнования, предлагал денежную помощь. Не так часто, как раньше, но заходил к Фредди. Он продолжал работать, по его словам, на Бирмингемском заводе и никак не мог справиться с мошкой в листовом стекле. Он стал просить Фредди о том, чтобы я сообщил ему эту тонкость. Когда Фредди стал уклоняться, он не только напомнил о своих ему благодеяниях, но и дал понять, что сделает так, что прежде всего может пострадать его брат, то есть я. Не только по той причине, что я сообщил технику изготовления радужного и морозного стекла, а и по более серьезным причинам. Он упомянул, что некачественный триплекс с нашего завода поступил благодаря Фредди, который облучал его ультрафиолетом по просьбе Крейтона. Он делал это не таясь, и Крейтону не составило бы труда найти свидетелей, если бы возник судебный процесс. Я все сказал, джентльмены. Если вы найдете нужным выгнать меня с завода, я приму это как заслуженное наказание.

Холмс взглянул на Чезлвита и Вудворда. Те сидели с каменными лицами.

— Простите, Барнет, — обратился Холмс, — а почему вы с братом по-разному писали друг другу?

— Ну, это естественно, мистер Холмс, я был восхищен работой Вудворда по фотографии в стекле, уловил этот способ, который, невозможно было разоблачить, не зная сути. Стеклобой от листов такого стекла всегда был в экспериментальном отделении. Вырезать из него по портретным размерам нужный кусок мне не составляло труда. Затем я покрывал его желатиной, зная, что она поглощает ультрафиолет, процарапывал свой текст и использовал ртутно-кварцевую лампу. Фредди мой текст проявлял у себя уже нагревом.

Он мне так же писать не мог даже в том случае, если бы я направил ему подготовленное стекло. Посылка стекла на стекольный завод — это то же, что доставка дров в лес. Он пользовался тайнописью, высвечиваемой инфракрасными лучами.

— Поэтому вы и придерживали у себя лампу, взятую у врача. Нагноение на десне, возможно, у вас и было раньше, но, не вернув лампу в амбулаторию, вы перестали и облучать кожу, что сразу было мной взято на заметку. Это я говорю просто для удовлетворения возможного вашего любопытства. Но у меня к вам есть еще один вопрос. Вы не признали в показанной вам девушке невесту Коллинза, а ведь это именно ее фотография, снятая в ультрафиолетовых лучах. Посмотрите, пожалуйста, сюда. — Холмс отодвинул прикрывавшую часть фотокарточки книгу, и выяснилось, что девушка сидит не одна, а рядом с молодым мужчиной.

— Вам не знаком этот человек?

— Да ведь это тот самый Крейтон, о котором я вам сейчас рассказывал!

— Ну, что же, джентльмены, я, кажется, сильно утомил Барнета этой беседой. Если у вас нет к нему вопросов или замечаний, то отпустите его пока отдохнуть от всего.

Когда Барнет, тяжело поднявшись со стула, покинул помещение, Холмс продолжал:

— Мне удалось добыть эту фотографию просто, против всяких ожиданий. Отправка писем Коллинзом своей невесте не домой, а на «до востребования» казалось совершенно естественной, ибо к такому способу прибегают многие влюбленные. Мне же это обстоятельство облегчило задачу. Мистер Стокс дал мне рекомендацию на центральный почтамт, и я там угнездился рядом с окошком, где выдаются письма, адресованные до востребования. Когда подошла девушка и спросила письмо на имя Керол Уайт, я вышел из почтамта и шел за ней незаметно. Погода была прекрасной, и она проследовала на бульвар, к столику, где подавали прохладительные напитки. Вскоре к ней подсел молодой мужчина, и они стали с ним о чем-то разговаривать. Я увидел на бульваре бродячего фотографа и, быстро подойдя к нему, сказал: «Два фунта, если незаметно заснимешь мне эту парочку». Фотограф кивнул и постарался. Они ничего не заметили. Невеста она или нет Коллинзу — неважно, но очевидно, что через нее он получает задания и поставляет Крейтону сведения по вашему заводу. Ясно и то, что триплекс, отправленный от вас, приводился в негодность Коллинзом с помощью ртутно-кварцевой лампы, что хранится на складе. Кстати, давно ли работает у вас Коллинз?

— Нет, — сказал Чезлвит, — он не из старых наших работников. Прежний наш заведующий складом по своему возрасту не смог уже выполнять обязанности и попросил его освободить. Тут и подвернулся Коллинз — с приличными рекомендациями, разбирающийся в продукции, очень энергичный. Я думаю, что мы продолжим наше собеседование и позовем сюда Коллинза.

Чезлвит выглянул за дверь и сказал кому-то, чтобы сходили на склад и попросили Коллинза прийти. Он появился довольно скоро и был несколько ошарашен от такого количества присутствующих.

Холмс обратился к нему, сказав, что передает ему привет от его невесты, которую он повстречал в Лондоне.

Такое начало еще более насторожило Коллинза, а Холмс, как бы не замечая ничего, продолжил:

— Вы, наверное, очень ревнивы, Коллинз. Зачем облик обаятельной девушки изображать в виде мулатки?

Коллинз сумрачно молчал.

Не выдержал Чезлвит:

— Не будем играть в бирюльки, Коллинз! Выкладывайте все как на духу. Вот пересъемка вашей корреспонденции, а вот фотография вашей невесты в обществе молодого мужчины. Вы к нему не ревнуете? Конечно же: вы именно ему служите! А может быть, она вам никакая и не невеста, а просто «почтовый ящик» для вашей корреспонденции? Вы, возможно, никогда ее и не видели, а просто получили фотографию, замаскированную под мулатку, с тем чтобы при случае иметь о ней представление? Говорите, зачем вам потребовалась технология изготовления огнеупора? Отвечайте же!

— Для лодочки, — сдавленно ответил Коллинз.

— Для лодочки?! Растолкуйте, пожалуйста.

— Процесс вытягивания листового стекла плохо налаживается у Крейтона. Лодочка изготавливается из шамота. Ее приходится долго лепить и обжигать. Крейтон задумал отливать ее из огнеупора, что будет быстрее и надежнее, так как новый огнеупор выдерживает значительно более высокую температуру.

— Великолепно! Болван же я, что заставил вас сказать это сейчас. Надо было предоставить вам возможность узнать технологию изготовления огнеупора. Ваш Крейтон — патентованный осел. Изготовленная им отливкой лодочка потонула бы в стекломассе подмашинной камеры. Ведь шамотную лодочку в стекломассу вдавливают специальные штанги, иначе она просто всплывает на поверхность. Новый огнеупор не потребовал бы штанг. Прежде чем интересоваться его изготовлением для этой цели, нужно было узнать его удельный вес! Он значительно тяжелее стекломассы. Где вы работали до нас?