Из хроники времен 1812 года. Любовь и тайны ротмистра Овчарова
Шрифт:
— Инок Борисоглебского монастыря Пармений! — представился чернец.
— Вы пришли причастить Акулину, отче? — с оглядкой на дверь, тихо спросил Овчаров.
— Я явился исцелить твою дочь! — решительно заявил монах и, не спрашивая разрешения, вошёл в горницу.
Анна удивилась появлению черноризца и, негодующе сведя брови, хотела уж выставить его, но Пармений предупредил её намерение:
— Не исповедовать и причащать пришёл я дитя твоё хворое, а исцелять от недуга, ея пожирающего.
С этими словами он приблизился к кровати и, положив ладонь на пылающий лоб Акулины, принялся творить молитву. Анна отступила на шаг, в её глазах загорелась надежда. Павел с Пахомом теснились
— Ступай в храм Божий, сыне, и покайся! Когда пастырь отпустит грехи твои, дочь твоя исцелится, — провозгласил он и вышел из комнаты. Больше его никто не видел.
Изумлённый Павел не стал медлить и поспешил в церковь.
— В чём ещё грешен, сыне? — выслушав исповедь Овчарова, спросил священник.
— Кажись, всё, — с оглядкой на толпившихся в храме прихожан, полушёпотом отозвался он.
— Всё ли? — настаивал отче, не желая отпускать его.
— Да вроде… — принялся лихорадочно вспоминать он, как на ум пришёл тот странный греховный сон в усадьбе Салтыковых в Красном на Пахре, и он, не таясь, поведал его батюшке.
— Что ж, вижу, ничего не утаил ты от Господа! Царь Небесный милостив, ступай домой с миром. Грехи твои прощены будут, за то я помолюсь, но не забудь прийти в обитель святых мучеников Бориса и Глеба и поставить свечу за упокой души рабы божьей Дарьи. Да упокоится душа ея многогрешная и не будет являться она на землю да смущать людей праведных! — перекрестил его священник на прощание.
Извозчик ждал Павла возле паперти, и, раздав щедрую милостыню, он поехал в монастырь, а уж потом вернулся в гостиницу. Трепеща от неизвестности, поднимался он по ступеням; когда вошёл в горницу, навстречу ему бросилась красная от слёз Анна. «Неужто?..» — страшная догадка пронзила его, как он услыхал Акулину:
— Тятко, тятко! Где же ты был?! Я уж соскучала!
Обняв невесту, подбежал он к постели и, присев с краю, наклонился над ребёнком, сглатывая подступивший комок и сквозь слёзы улыбаясь…
Три недели прожили в Торжке, прежде чем недуг Акулины окончательно отступил и она смогла встать на ноги. За время её болезни Павел и Анна необычайно сблизились. Когда Акулине стало лучше, они оставляли её на попечение Настасьи и Пахома, а сами совершали прогулки по Торжку. Умиротворительная атмосфера уездного городка с его неторопливым, размеренным бытом, деревянными домами и многочисленными церквями с устроенными при них мастерскими золотого шитья, живописные берега Тверцы, вдоль которой, взявшись за руки, они каждодневно гуляли и не могли наговориться, а главное, болезнь Акулины помогли им лучше понять и узнать друг друга. Прошёл ноябрь, наступили холода, снег густо устлал округу, и, чтобы продолжить путешествие, экипажи поставили на полозья. В первых числах декабря они выехали в Петербург.
— Отчего вы так задержались, право?! Государь уж покинул столицу и отбыл в Вильну, навстречу армии! — огорошил Павла секретарь главнокомандующего в Петербурге Вязьмитинова, к которому его провёл гулкими коридорами и опустевшими лестницами дежуривший во дворце флигель-адъютант.
Ознакомившись с подорожной подробнее и, кося намётанным глазом на личную печать Ростопчина, секретарь решил принять участие в судьбе ротмистра. Годы службы у Вязьмитинова научили его жизни.
— Сейчас уж поздно, — кинул взгляд на массивные напольные часы он, — однако завтра я попробую устроить вам аудиенцию у его высокопревосходительства, — поклонился на прощание предупредительный чиновник.
Выйдя из мрачной громады дворца, Павел поспешил в близ
76
Дом купца-миллионщика Кусовникова располагался возле Зимнего дворца, самой же гостиницей и рестораном при ней заправлял знаменитый ресторатор Тардиф, впоследствии бежавший от долгов в Кишинёв и воспетый А. С. Пушкиным в стихотворении «Сегодня я поутру дома»: Наш друг Тардиф, любимец Кома, Поварни полный генерал, Достойный дружбы и похвал Ханжи, поэта, балагура…
77
Гостиница «Европа» (фр.).
78
«Дорогая племянница» (фр.).
— Поезжай, Аня, к дяде, как он просит. Может, тогда разговор у вас сладится, а я покамест его высокопревосходительство навещу. Вдруг аудиенция мне назначена будет.
— Не верю я дядюшкиным словам, наверняка козни задумал, — порывая записку, задумчиво вздохнула она и подошла к зеркалу.
Чёрные обручи под глазами — след бессонных ночей, проведённых у постели Акулины, — исчезли без следа, щёки подрумянились, лоб разгладился. Анна понравилась собственному отражению и улыбнулась.
— Не тревожьтесь понапрасну, ma chere! Не съест же он вас! А ежели потребного опекунского согласия дать не соизволит, падём в ноги императору. Государь не оставит нас своей милостью! — попеременно переходил с «ты» на «вы» Павел в разговоре с невестой.
Вязьмитинов любезно принял Овчарова. Попросив подорожную, он с почтением прочитал её, затем проглядел бывший при Павле охранный лист светлейшего и осторожно, дабы не помять, повертел в руках запечатанное красным сургучом, в конверте с вензелями графа, письмо Ростопчина государю, кое тот вручил Овчарову напоследок.
— Переданное вам моё письмо государю облегчит доступ к императору, — прощаясь, шепнул ему на ухо Ростопчин.
Пожелав доброй дороги, Сергей Кузьмич отдал Павлу новую, подписанную своим именем подорожную до Вильны. Счастливый столь скорым решением дела Овчаров принялся благодарить Вязьмитинова, но тот остановил его.
— Скажите, ротмистр, — лукаво щурясь, полюбопытствовал он, — не доводится ли вам родственником его светлость князь Пётр Васильевич Лопухин?
— Отродясь подобного родства не имею и в родственниках его светлости не состою, ваше высокопревосходительство, — открестился от подобной чести Павел, в недоумении взирая на Вязьмитинова и пытаясь понять причину неожиданного вопроса.
— Ну а тёзка его, Пётр Васильевич Мятлев, кем вам приходиться изволит?
— Пётр Васильевич опекун и дядюшка невесты моей — Анны Петровны Мятлевой. Мне же он не родственник и покамест стать им не желает! — на гребне чувств невольно проговорился он.