Из книг мудрецов. Проза Древнего Китая

Коллектив авторов

Плывущее — это лодка. Но плывет она не сама по себе, а благодаря воде. Движущееся — это телега. Но движется она не сама по себе, а благодаря буйволу. Мыслящее — это сердце. Но мыслит оно не само по себе, а благодаря наличию смысла. Не знаю, почему это так, но это так. Это то, о чем я не знаю, почему оно таково, но оно таково. Оно приходит из ниоткуда и уходит в никуда. Приходя из ниоткуда и уходя в никуда, оно становится единоначальным с Небом и Землей, для которых нет ни прошедшего, ни настоящего.

***

То, что видят во сне ночью, взращено ночью. Для сердца же нет времени. Родившийся в Ци, видит в сердце своем царство Ци. Но тут сновидение переносит его в Сун, Чу, Цзинь или Лян. То, что видится сердцем, разнится одно от другого, сердце же — беспредельно.

***

Умеющий

стрелять учит искусству стрельбы из лука, но не учит, как стать стрелком И. Знающий судовождение учит корабельному делу, но не учит, как стать силачом Ао. Умеющий владеть своим сердцем учит умению владеть сердцем, но не учит, как стать совершенномудрым.

***

Мудрость, глупость, правда и ложь зависят от сознания или бессознательного. Хотя в объективном мире есть мудрость, глупость, правда и ложь, но то, что называют мудростью, глупостью, правдой и ложью, в действительности связано с моим сознанием. Если ты понял, что все это создано твоим сознанием, то даже то, что тебе покажется истиной, сочтешь за плод заблуждения».

***

из „ШЭНЬ-ЦЗЫ”

«Шэнь-цзы» — книга, названная по имени общественно-политического деятеля древности, представителя школы «законников», Шэнь Бухая (IV в. до н. э.). Возвысившийся из низов до звания канцлера царства Хань, Шэнь Бухай настолько успешно претворял в жизнь принципы своей школы, что «за все пятнадцать лет его пребывания у власти ни одно из соседних государств не осмелилось напасть на Хань». Считается, что свои идеи он изложил в этом небольшом трактате из двух глав.

***

Когда Шан Жун занемог, Лао-цзы спросил его:

— Не будет ли у вас, Учитель, какого наставления — дабы завещать его ученикам?

Жун широко разинул рот и спросил:

— Язык мой цел?

— Цел,— ответил Лао-цзы.

— А зубы целы?

— Нет,— ответил Лао-цзы.

— Ну, так понял теперь?

— Уж не значит ли это,— сказал Лао-цзы,— что твердое гибнет, а мягкое — остается?

— Именно так,— ответил Жун.— И на этом держится все в Поднебесной!

***

из книг

МЫСЛИТЕЛЕЙ

РАЗНЫХ

ШКОЛ

ИЗ „MO-ЦЗЫ”

Книга «Мо-цзы» названа по имени философа Мо Ди (или Мо-цзы; ок. 468—376 гг. до н. э.), одного из самых оригинальных мыслителей Китая, основателя школы моизма. В китайской традиции Мо-цзы стоит несколько особняком, а подчас и довольно решительно ополчается против нее. Решительно, потому что в то далекое время требовалась изрядная смелость, чтобы поставить под сомнение всевластие рока или безусловный авторитет прошлого, как это делал он. Выйдя на историческую авансцену чуть позже Конфуция,— некоторые исследователи даже считают Мо-цзы его младшим современником,— он, не задумываясь, противопоставил себя уже снискавшему самую широкую популярность конфуцианству.

Конфуций защищал иерархичность, он ставил во главу угла ритуал, который призван был «разделять», стратифицировать общество; все его учение пронизано противопоставлением «благородных мужей» «людям ничтожным». Мо-цзы, напротив, был для своего времени удивительно демократичным и требовал, чтобы все равно трудились, помогая друг другу; единственное неравенство, которое он признавал, было неравенство способностей. Конфуций относился к традиции с трепетным почтением, усматривая в ней основу основ; Мо-цзы же осмеливался утверждать, что новое ничуть не хуже древнего, и с усмешкой замечал, что само древнее когда-то тоже было новым.

Конфуций шел к человеку извне, он считал, что, поставив человеческую натуру в жесткие рамки установлений, сможет придать ей нужные качества. Мо-цзы, напротив, взывал к самому доброму в человеческой душе, призывал ко «всеобщей любви», убеждая, что только она сможет устранить все беды мира, проистекающие от людского эгоизма и своекорыстия. «Если бы это пошло на пользу Поднебесной,— признал как-то один из его противников,— Мо-цзы всего себя с головы до пят дал бы растереть в порошок». И в то же время его идея жертвенности была не так проста — Мо-цзы понимал, что нельзя приносить Человека в жертву Человечеству и бесчеловечность

невозможно оправдать интересами Поднебесной. Вместе с тем его слова: «Чужую страну и семью чужую любить, как свои, к другим относиться, как к себе самому» — звучали в век клановой замкнутости как ниспровержение основ, они пугали и шокировали. Призыв Мо-цзы «отказаться от нападений» и решать все конфликты мирными средствами, равно как и требование «за усилия в труде прославлять, наделять жалованьем согласно заслугам», можно по достоинству оценить разве что в наше время. Неожиданными для древнего китайца были и некоторые более отвлеченные идеи Мо-цзы — например, его теория познания или теория «договорного происхождения государства», по аналогии воскрешающая в памяти более поздние концепции Руссо.

Идеал «всеобщей любви», провозглашенный Мо-цзы, очень напоминает христианскую заповедь о любви к ближнему — недаром же творчеством китайского мыслителя заинтересовался Лев Толстой. Но если христианству суждено было привести в движение миллионы и переустроить весь западный мир, то утопическая проповедь Мо-цзы, прозвучавшая на четыре с лишним века раньше и совсем в иных исторических условиях, была услышана лишь немногими. Моисты были людьми необыкновенными, поражавшими современников полным забвением личного, готовностью жертвовать всем ради общего блага и справедливости. Моист с радостью отдавал свою жизнь за главу школы и мог лишить жизни единственного сына за зло, содеянное постороннему. И пусть большинству современников идеи философа представлялись чуждыми, его приверженцев они сумели сплотить в тесный союз единомышленников, превосходивший организацией все другие школы. Своей дисциплиной, аскетизмом, взаимопомощью членов, беспрекословным подчинением авторитету главы, особыми установлениями и, наконец, увлечением математикой моисты имеют только одно соответствие в истории древнего мира — пифагорейский союз, существовавший в Южной Италии приблизительно в это же время. Впоследствии книга «Мо-цзы», не пользовавшаяся симпатией идеологов восторжествовавшего в Китае конфуцианства, была на тысячелетия предана забвению и переписывалась очень редко. Когда в XVIII веке к ней вновь обратились уже как к памятнику древней культуры, оказалось, что восемнадцать глав безвозвратно утеряны, а сохранившиеся места часто с трудом поддаются прочтению. Полного перевода «Мо-цзы» на русский язык, к сожалению, нет, но с весьма обстоятельным анализом его учения читатель может познакомиться в книге М. Л. Титаренко «Древнекитайский философ Мо Ди, его школа и учение» (М., Наука, 1986).

***

ИЗ ГЛАВЫ «ПОЧИТАНИЕ ЕДИНСТВА»

Мо-цзы сказал: «Чтобы навести порядок в стране, необходимо знать причину беспорядков. Если знаешь причину беспорядков, то, устранив ее, приведешь страну к процветанию и спокойствию; если же не знаешь причины беспорядков, то не сможешь навести порядок в стране...

Когда проникаешь в истоки беспорядков, видишь, что они возникают там, где люди не любят друг друга, а слуга и сын непочтительны к государю и отцу. В чем же суть беспорядка? Она в том, что сын любит себя, но не любит отца и готов ради своей выгоды нанести ему ущерб; она в том, что младший брат любит лишь себя и, не любя старшего брата, наносит ущерб брату своему, дабы обеспечить выгоду себе...

Ныне правителям ведома любовь лишь к своему царству, и, не любя другие царства, они изыскивают любой предлог для нанесения удара по ним. Ныне почтенным отцам ведома любовь лишь к своей семье, и, не любя другие семьи, они не брезгуют ничем, чтобы разграбить всей семьей семью ближнего...

Если между людьми отсутствует взаимная любовь, непременно появляется взаимная ненависть; если правитель и его подчиненные не питают взаимной любви, им не следует ждать милости и верности; если между отцом и сыном нет взаимной любви, то нет речи и о почитании родителей; если между братьями нет взаимной любви, то между ними нет и согласия; если же между людьми Поднебесной не будет взаимной любви, то сильный непременно подчинит слабого, богатый оскорбит бедного, знатный станет кичиться перед простолюдином, хитрый обманет простодушного...»