Из круга женского: Стихотворения, эссе

Герцык Аделаида Казимировна

«Я не знаю, я не помню…»

«J’y parviendrai» [12]

(Надпись на старой печати, изображающей лестницу и взбирающегося по ней воина)

Я не знаю, я не помню, Я терплю. То грядущим, то былому Я внемлю. Век назад на этом месте Жил мой дед. Он оставил мне в наследство Свой завет — Лестницу о сто ступеней И девиз: «Силой, мудростью, терпеньем Доберись!» Ввысь тянусь я каждодневно, Как во сне. Только воли его гневной Нет во мне. Изменились

наши цели И наш час, Лишь ступени уцелели Да указ. Было ясно, было четко, Близок рок. Стало смутно, стало кротко — Путь далек. Даже ветхие перила Раздались, Но таинственная сила Тянет ввысь. 1922 Симферополь

12

«Я достигну» (фр).

ПЛЯСКА СМЕРТИ

Es klippert und klappert mitunter hin ein Als schlug man die Holrbun zam Fante. Todentanz. Goethe [13]

Уж ты мать сыра земля. Просо, рожь, да конопля! Уж как ты, родная мать, Нас заставила плясать. Поднялися рад не рад, Закружились стар и млад, Заметалися в тоске, Словно рыбы на песке. Эх-ла! Тра-ла-ла! Голытьба плясать пошла. И все тот же сон нам снится — Колосится рожь, пшеница, Благодатные туманы По раздолию плывут, Скоро, скоро милость Божью Спелой рожью соберут. Где же нынче Божья милость? Знать, душа не домолилась! Где же нынче наше поле? Пропадай, людская доля! Ой-ли, ой-лю-ли! Снова песню завели. Вплоть до ночи спозаранку Плачем, пляшем под шарманку, Над своей кружим могилой, — Господи, помилуй! Истрепали все лохмотья, Поскидали вместе с плотью, Все истлело позади, Суд последний впереди. Ей, Господи, гряди! Весна 1922 Симферополь

13

И тычет, и топчет Мертвец мертвеца. Как будто бьют в такт Деревяшки. И В. Гёте «Танец смерти» (пер. с нем. С. Заяицкого)

«Никому не нужна ты…»

Никому не нужна ты В этой жизни проклятой! Близким и дальним — В тягость и в жалость. Как ни старалась Телом страдальным, Как ни металась… Никто не поверит, Все стали как звери, Друг другу постылы, Жадны и хилы. Люди живут, Ни сеют, ни жнут. Дни так похожи — Этот, вчерашний, Господи Боже, Страшно мне, страшно! Где же Евангелье, Светлые ангелы? Оком незрячим, Люди, заплачем! Потоками слезными Сердце омоется, Молитвами грозными Дух успокоится. Тише, тише! Я уже слышу, Где-то здесь рядом Тихая дума… Только не надо Земного шума! 1922 Симферополь

ГОРБАТОЙ ДЕВУШКЕ

Есть злаки пришлые, что только внешне Растут, цепляясь, на земле. О, лилия долин нездешних На странно-согнутом стебле! Цветет в неведомой отчизне Несбывшаяся здесь мечта, И терпкий привкус твоей жизни Томит и дразнит мне уста. Цветок,

надломленный грозою! Как сладко сердцу угадать, Что в чаше, избранной тобою, Играет Божья благодать. 1922 Симферополь

СЛУЖЕНИЕ

Это посвящается моей мангалке, кастрюлям, корыту, в котором стираю, всему, чем я обжигалась, обваривалась и что теперь почти полюбила.

Я не знаю, осень ли, лето На земле и в жизни моей, — Обступили меня предметы И сдвигаются все тесней. Я вещам отдана в ученье. Испытания долог срок. Но уж близится примиренье — Станет другом враждебный рок. Целомудренны вещи, ревниво Охраняют свою мечту, И, служа им, — раб терпеливый — Я законы их свято чту. Но протянуты долгие тени От вещей к звездам золотым. Я их вижу, и в дни сомнений, Как по струнам, — вожу по ним. 1922 Симферополь

«Это странно, что смерть пришла днем…»

Это странно, что смерть пришла днем. Так спокойно она подошла, Что за сон я ее приняла, За усталость пред сном. Я покорно и просто жила, Расточая свое бытие. Свою долю из чаши пила, Не готовясь увидеть ее. Не успела принять эту весть, Как средь всех я осталась одна. Словно встала глухая стена Между тем, что прошло и что есть. Это значит, что пробил мой час, И не жаль, и не страшно ничуть. Но хотелось бы мне еще раз На детей, улыбнувшись, взглянуть. Вот не стало земных уже слов И нельзя ни просить, ни желать, Но зачем так легко умирать, Если дух мой еще не готов. 1922 Симферополь

СТИХИ, СОЧИНЕННЫЕ В ПРОЦЕССЕ СОСТАВЛЕНИЯ ДЕТСКОГО ЖУРНАЛА

I. «Откуда ты, мальчик таинственный…»

Откуда ты, мальчик таинственный, Из близких иль дальних стран? И правда ли то, иль обман, Что сын ты мне, мой ты, единственный? Из близких иль дальних стран Пришел ты, как гном заколдованный, Принес с собой мир зачарованный. И правда ли то, иль обман? Пришел ты, как гном заколдованный, Чужой мне и все же знаком. И стал с той поры мой дом, Как сказка, как мир зачарованный. Весна 1923 Симферополь

II. ЭХО

Труден наш путь и далеко ночлег. Долго ли должен идти человек? — Век. Что его ждет, коль отступит назад? — Ад. Если ж вперед, — будет легче тогда? — Да. Встретит нас кто на конце бытия? — Я. Кто ты, зовущий нас с разных дорог? — Рок. Весна 1923 Симферополь

III. ГАЗЕЛЛА

Может быть, сердцу дано еще раз — речью напевной, Жизни утешить тоскующий глас — речью напевной. Мнилось, не будет ни смеха, ни чар — путь мой суровый. Вдруг под рукой загорелся алмаз — речью напевной. Мне ль не принять незаслуженный дар — с тайной утехой, Мне ль не закончить свой жизненный сказ — речью напевной. 1923 Симферополь

IV. РОНДО

Шумливый стих прадедовских столетий Недаром расставлял лукаво сети, — Его манерный дух и ныне не угас И тонкой грацией пленяет нас. Опять ему внимаем, словно дети, На склоне лет, как будто на рассвете. И знаю, что поможет в этот час Шумливый стих. 1923 Симферополь

РОНДЕЛИ, НАПИСАННЫЕ ПО ДВУМ ПЕРВЫМ СТРОЧКАМ