Из мещан
Шрифт:
Внизу, у ее ног, пенясь и клокоча, стремительно неслись речные волны по узкому, сдавленным крутыми берегами руслу.
Полина побледнела. Она заметила по движению Блендорфа, что он склонен серьезно отнестись к словам баронессы и готов на любой безрассудный и сумасбродный поступок. Поэтому, не колеблясь ни минуты, она подбежала к мачехе, закричав:
– Боже мой, Сусанна, вы, конечно, не сделаете этого!
Дядюшка Рихард спокойно взял Полину за руку.
– О чем ты хлопочешь, дитя мое! – проговорил он сухо. – Здесь собрались люди все в полном уме и с твердым рассудком! Никому из
Баронесса вспыхнула и бросила на барона Рихарда уничтожающий взгляд.
– Вы просто невыносимы! – дерзко заметила она. – В вас нет ни капли поэзии, господин прозаик! – насмешливо прибавила она. – Ну, если моя роза ничего не стоит, то и я не хочу ее иметь!… Прощай, моя бедная царица цветов.
8.
Быстрым движением руки, она взмахнула цветком и бросила его в волны стремительного потока.
В ту же минуту Блендорф бросился в воду с восклицанием из Шиллера: „Смелейшему пловцу – величайшая награда!“
Все были скорее поражены неожиданностью, чем испугом, как вдруг фон Герштейн, подмываемый чувством ребяческого тщеславия, сказал:
– Ну, мы тоже не спасуем!
Подбежав к реке, сумасбродный старец проделал кунштюк [2] своего предшественника.
Воздух огласился единодушным криком ужаса…
Испуганно крикнула не только Полина, но и барон Рихард, а за ним и драгунский лейтенант, тот самый офицер, который не выказывал желания обладать розой, купленной такой дорогой ценой.
[2] КУНШТЮК – (немец. Kunststuck, от Kunst, искусство, проворство, и Stuck, кусок) Ловкая штука, фокус. (Объяснение 25000 иностранных слов, вошедших в употребление в русский язык, с означением их корней.- Михельсон А.Д., 1865.).
Геллиг, до сих пор не принимавший никакого участия во всей этой шутовской истории, озабоченно подошел к баронессе, когда ее муж скрылся в холодных волнах реки.
– Река в этом месте очень глубока и стремительна, – сказал он. – Можно ли надеяться, что полковник справится собственными силами?
Сусанна не успела ничего ответить, как раздался крик барона Рихарда:
– Боже мой, да он же тонет, посмотрите!
Умоляющий призыв раздался со сторону Полины, с ужасом простирающей руки к реке:
– Блендорф, помогите отцу, ради Бога!
Но тот еле сам справлялся с бурным течением, хотя был хорошим пловцом. Геллиг уже не раздумывал…
Поспешно сбросив с себя сюртук, который мог бы стеснить его движения, он бросился на помощь утопающему.
Несколько коротких, энергичных взмахов сильных рук, и Ганс был возле полковника, успевшего наглотаться воды.
Через несколько минут оба, фон Герштейн и управляющий, были уже у берега.
К ним потянулись руки, чтобы помочь выбраться на берег, но Геллиг ловко подхватил полковника под спину и вынес на берег.
Следом за ними
Она теперь стояла, склонившись над ним, в изящной и строго продуманной позе.
С полковником ничего серьезного не произошло: он только наглотался воды и, естественно, перепугался.
Когда Геллиг бережно опустил его на песок, он раскрыл глаза и был в состоянии разговаривать, Но он тотчас же лишился бы сознания, если бы имел представление о том, какую печальную картину старческой слабости он изображает из себя в данный момент.
Губы у него побелели до синевы, а мокрые волосы, свесившиеся на одну сторону, открывали череп, обезображенный огромных размеров лысиной.
Он весь дрожал, как в лихорадке, частью от холода, частью от чрезмерной затраты физических сил.
Наряду с этим его терзала невеселая мысль, настолько надоедливая, что он поспешил встать и, унимая неприятную дробь стучавших от озноба зубов, сказал, обращаясь к спасшему его человеку:
– Если вы, господин управляющий, рассчитываете на мою благодарность, то жестоко ошиблись! – сердито проговорил он.
Все настолько опешили от неожиданности, что молчали. Только Полина вспыхнула, сделав движение в сторону отца, но фон Герштейн продолжал:
– Кто вас просил, милостивый государь, вмешиваться в мои развлечения, могущие доставить мне удовольствие? Чего ради вы повредили моей установившейся славе первого пловца в стране! Зависть что ли толкнула вас на это?
Присутствующие, вспомнив недавнюю сцену, когда „первый пловец в стране“ захлебывался водой, невольно улыбнулись.
Но полковник все еще не мог успокоиться и продолжал, не обращая ни на кого внимания:
– Если же вы хотели показать свои таланты миру и блеснуть ими, то вам стоило бы заявить об этом, и тогда баронесса, из уважения к моей дочери, разрешила бы вам вступить со мной в состязание! Так то, молодой человек!
Это уже было слишком…
Темные тучи негодования собрались на лбу барона Рихарда, и он уже готов был вспылить, но Полина предупредила его.
Она направилась к своему опекуну, как вдруг баронесса сказала:
– Пожалуйста, мсье Геллиг, не обращайте внимания на моего мужа, не слушайте его!… И если он не хочет вас поблагодарить, то примите мою благодарность!… Я, Сусанна фон Герштейн, – напыщенно продолжала она, – сердечно благодарю вас, а Блендорф должен уступить вам свою розу!
– Спасибо, достоуважаемая баронесса, – поклонился Геллиг, – но принять знак вашей внимательности я отказываюсь! Я не достоин этого дара, так как мне, откровенно должен вам признаться, никогда и в голову не пришло бы бросаться в воду за этой розой! Я ведь человек не светский, и мне до этой розы нет дела, как и до благодарности вашего супруга, господина фон Герштейна. Я нисколько не рассчитывал ни на чью признательность, да и не думал об этом, бросаясь в воду! – холодно окончил он.
Полина побледнела, но решительно подошла ближе к Геллигу и остановилась около него, со страстной искренностью схватив его за обе руки.