Из одного котелка
Шрифт:
Успешное наступление 56-й армии южнее и севернее Крымской создало для врага серьезную угрозу окружения его группировки, находившейся в этом районе. Это вынудило немецкое командование отвести отсюда свои войска.
Яростные бои продолжались до 26 мая, когда после мощной артиллерийской и авиационной подготовки началось новое наступление. Наша батарея — одна из многих на этом участке фронта — обрушила на врага сотни снарядов. Грохот орудий сливался в адское рычание…
Я находился тогда в своем родном втором расчете, где заменял заряжающего Грицко Панасюка, который несколько дней назад получил ранение во время артиллерийского обстрела нашей батареи и теперь лежал в санбате. Артиллерийская
— Прекратить огонь! — послышалась наконец команда.
Стволы пушек еще дымились, а над нами дрожал воздух. До сих пор я никогда не видел столько самолетов с красными звездами. Они летели ровным строем. Да, прекрасное это было зрелище!.. Внезапно вся эта крылатая туча стала падать вниз, затем засверкали огни разрывов, а спустя мгновение раздался мощный грохот бомб… Бомбардировщики довершили дело, начатое артиллерией.
А потом мы стали поддерживать огнем атаку нашей пехоты. В течение шести часов труднейшего боя наши войска продвинулись до пяти километров в глубину этой дьявольски укрепленной обороны противника, захватив первую и вторую позиции.
Но враг располагал на этом участке особенно сильной авиацией, большими танковыми соединениями и свежими резервами. Гитлеровцы перешли в контратаку…
«До 7 июня на земле и в воздухе продолжались упорные бои. Но все попытки прорвать оборону противника не имели успеха. Вступивший в командование фронтом генерал-полковник И. Е. Петров решил прекратить эти безрезультатные атаки, закрепиться на достигнутых рубежах и подготовиться к решающим боям по прорыву Голубой линии врага и уничтожению его на Таманском полуострове. Ставка утвердила это решение и приказала: «Впредь до особых указаний Ставки от активных наступательных действий на участках 37, 56 и 18-й армий следует воздержаться. На всем фронте перейти к прочной обороне на занимаемых рубежах, пополнить войска, привести их в порядок и иметь резервы. Разрешается вести частные активные действия на отдельных участках, только для улучшения своего оборонительного положения. Особое внимание обратить на безусловное удержание за собой плацдарма в районе Мысхако» [43] .
43
А. А. Гречко. Битва за Кавказ, стр. 383–384.
Интенсивность и напряжение боев несколько ослабли, что сразу же почувствовалось. Но неправильно было бы думать, что, укрепляясь на завоеванных позициях, паши войска просто засели в окопах. Мы не оставляли противника в покое, беспрестанно тревожа его и нанося ему потери огневыми налетами артиллерии. В этот период по-прежнему велико было значение каждого вида оружия, начиная от ствола орудия до автомата и снайперской винтовки.
О снайперах не забывали и в нашей дивизии.
В начале мая были организованы курсы снайперов для лучших стрелков, отобранных в батальонах и артиллерийских батареях. Занятия продолжались несколько дней. Из нашей батареи на них были вызваны шесть человек. Меня, как комсорга, пригласили на торжественное окончание этой учебы.
Стоявшие в строю около ста снайперов внимательно слушали командира курсов капитана Медведева:
— Советская снайперская винтовка — это лучшее в мире огнестрельное
Каждому курсанту была в торжественной обстановке вручена снайперская винтовка. По выражению лиц, по глазам ребят видно было, что они взволнованы.
Винтовки были и впрямь чудесные. Да и как могло быть иначе? Марка тульских оружейных заводов известна во всем мире издавна. А трехлинейная винтовка Мосина, усовершенствованная советскими конструкторами, почти не имела себе равных. Сконструированный совместными усилиями оружейников и оптиков великолепный оптический прицел давал возможность с максимальной точностью поражать цель.
— Мечта, а не винтовка, — говорили мы, рассматривая ее со всех сторон.
— Прекрасное оружие, — восхищались офицеры, сержанты.
— Но и получить его нелегко, — добавил кто-то. — А жаль, не раз пригодилось бы…
Это правда. Чтобы получить снайперскую винтовку, необходимо было окончить специальные курсы.
Всем курсантам вручили снайперские книжки. С этой поры в них должны были заноситься все успехи, достигнутые огромным самопожертвованием, расчетливостью, терпением и, что тут скрывать, немалым риском для жизни.
Вместе с книжками каждому вручили по полевому биноклю.
— При помощи чудес оптики фашистские укрепления и окопы к вам приблизятся. Но не забывайте, товарищи, что враг хитер и коварен. Не предоставляйте ему возможности, которой бы он мог воспользоваться, не попадайтесь на его уловки, о которых вам здесь говорили… Советский снайпер — человек внимательный, выдержанный и прежде всего терпеливый. Никогда не забывайте суворовского принципа: «Делай то, что враг считает невозможным, чего он никогда не ожидает», — давал последние напутствия командир курсов.
А курсанты, теперь уже дипломированные снайперы, не могли дождаться того часа, когда выйдут на «охоту». Каждый из них имел свои счеты с теми, кто сейчас укрывался за укреплениями Голубой линии.
Прошло несколько недель. И вот вторая встреча со снайперами, на которую я опять был приглашен.
«Уничтожая врага, ты приближаешь день освобождения Родины» — приветствовали нас слова лозунга, вывешенного над дверями барака, где проходила эта встреча.
Собрание открыл майор Задорожный, политработник дивизии. Это был пожилой мужчина без левой руки. Руку он потерял в одном из боев.
В этой тишине, изредка нарушаемой далеким глухим гулом орудий или взрывами бомб, офицер подвел итоги действий снайперов отдельных подразделений дивизии.
— Снайпер сержант Андрюшкин уничтожил девятнадцать фашистов, в том числе одного офицера; снайпер младший сержант Мурашвили — шестнадцать фашистов; снайпер… — перечислял майор, заглядывая в свой полевой блокнот.
Вначале я слушал внимательно, но через некоторое время звания, фамилии, цифры почти перестали доходить до моего сознания. Несколько бессонных ночей на передовой давали о себе знать. К тому же воздух после ночной грозы был душный, и сильно парило. Усталость постепенно смыкала мои глаза.
— …Вот обычная снайперская винтовка, — вывел меня вдруг из оцепенения голос манора. — От ее пуль погибло пять фашистов. — Я снова слушал внимательно. Офицер поднял вверх винтовку и, улыбаясь как-то особенно тепло, закончил: —А вот и снайпер, младший сержант Мураловский Володя.
С бревна поднялся щуплый, с загорелым лицом боец. Несмелая улыбка застыла в уголках его тонких губ, а голубые, как небо над нашими головами, глаза блуждали где-то по краю недалекого леса. Глядя на это почти детское лицо с озорно вздернутым носом, трудно было поверить, что паренек этот — грозный истребитель фашистских вояк.