Из одного котелка
Шрифт:
Помню, как вместе считали мы километры, отделявшие нас от Польши. В начале сентября, во время дивизионного слета комсомольцев, мы пожелали себе встретиться следующий раз уже на берегах Черного моря.
И это желание исполнилось.
Только встреча была не такой, как мы ее себе представляли. В середине октября 1943 года, когда наши войска вышли на берега Керченского пролива, а на Кубани и Таманском полуострове не осталось ни одного вражеского солдата, кроме взятых в плен, просматривая дивизионные многотиражки, я увидел в одной из них портрет в черной рамке. На меня смотрело мальчишеское
Не суждено ему было вернуться в свой родной город.
ВЫСОТА
Мы отчетливо видели, как они делали длинные перебежки. Потом потеряли их из виду. Покрасневшими от недосыпания глазами осматривали высоту. А она угрюмо молчала, ощетинившись стволами. Высота, одна из наиболее укрепленных в центральном районе гитлеровской обороны Голубой линии, ждала…
Солдаты делали теперь короткие перебежки, топча остатки травы, посеребренной утренней росой. Рывками вскакивая, они бежали, падали и снова бежали вперед. За ними остались пустые траншеи.
— Вперед, вперед!.. Скорей, ребята! — раздавались голоса. Мы слышали эти команды даже здесь, на краю леса, куда эхо доносило эти короткие приказы командиров.
Они хорошо знали, что их ждет через минуту, может, секунду… Знали также, что должны захватить высоту во что бы то ни стало. Таков приказ. Не знали только эти простые солдаты, что у отметки высоты 114,1 на карте задержалась рука Главнокомандующего…
«Для обеспечения наиболее выгодного исходного положения для наступления Ставка приказала за пять дней до начала основной операции провести частную операцию по захвату высоты 114,1 (восточнее Молдаванское)» [44] .
44
А. А. Гречко. Битва за Кавказ, стр. 384.
Туман понемногу рассеивался над близлежащими лиманами. Вокруг царила тишина. Восходящее солнце румянило горизонт, и светлые отблески освещали атакующих солдат. Они бежали пригнувшись. Хотели побыстрее преодолеть эти двести — триста метров луга — полоску ничейной земли — и добраться до укреплений врага.
А высота продолжала молчать. Враг ждал…
Пули из автоматов и ручных пулеметов атакующих, как град, стучали по высоте и отскакивали от бетонных укрытий. Застрочили станковые пулеметы с опушки леса, поддерживая атаку. Описывая в воздухе полукруг, на высоту падали красные ракеты, указывая скрытые вражеские цели.
Заговорила наша артиллерия. Из-за спин атакующих пехотинцев, из тени лесной поросли неожиданно разразились огнем молчавшие до сих пор орудия и минометы. Это была разведка боем высоты 114,1.
Я отчетливо видел, как солдаты добежали до нее. Прямо перед ними оказались витки колючей проволоки и ряды заграждений. Солдаты легли на спину, быстро разрезая ножницами проволоку. Они подтягивались, лежа на спинах, все ближе к черным виткам проволоки, лежа стреляли в еще не видимого врага.
Но враг вдруг ожил…
Высота отозвалась треском пулеметов и гулом минометов. Пули, словно рой пчел, пролетали через перекрученные
Но бойцы продолжали атаковать. Перед ними были стволы пулеметов глубоко зарывшегося в землю врага и все еще не преодоленные проволочные заграждения и минные поля.
Высота теперь дрожала, выла, громыхала… А на краю леса все еще отдавалось эхо приказов:
— Вперед, за Родину!..
— Ура-а-а, ура-а-а!
— Вперед, ребята, скорей!..
— Ура-а-а!.. Ура-а-а!..
Бойцы стремительно поднялись и бросились к проволоке, чтобы резать ее ножницами, разрывать прикладами винтовок. Толовыми шашками они подрывали деревянные и железные колья, накрывали соломенными и плетенными из ивовых прутьев матами и плащ-палатками острые шипы. Вскакивали ногами на проволоку, затем падали, приминая заграждения. Кровь сочилась из ободранных рук, пот застилал глаза, но они, забыв обо всем, прорывались через эти клубки проволоки, чтобы наконец-то оказаться там, перед амбразурами фашистских дотов. Я продолжал наблюдать, как они вскакивали, преодолевая проволочные заграждения. Рвущиеся мины поднимали столбы черной земли. Высота буквально вся покрылась огненными молниями. Издалека донеслись первые выстрелы фашистских орудий, и снаряды разорвались возле нашей пехоты.
А та продолжала рваться вперед, атакуя препятствия.
— Батарея, к бою! — подняла нас команда старшего лейтенанта Пономаренко.
— К бою! — повторили командиры взводов лейтенанты Шавтанадзе и Заривный.
— Орудие, к бою! — крикнули командиры расчетов. Пушки нашей батареи открыли огонь.
Сквозь пороховой дым наши артиллеристы смотрели в направлении высоты. А там артиллерийские снаряды продолжали тщетно долбить бетонные укрытия. Во все стороны разлетались раскаленные осколки и врезались в землю…
Враг был хорошо укрыт и стрелял метко.
Первая атака пехоты захлебнулась. Цепи наступающих залегли. Стихли наши орудия. Мы продолжали внимательно наблюдать. Видели, как разгоряченные бойцы прижимаются к пахнущей порохом земле и спекшимися губами жадно хватают росу, оставшуюся на уцелевших еще пучках желтой травы. Стрелковые роты залегли, готовясь к новому броску… Высота замолкла. Среди наступившей тишины еще громче раздавались стопы раненых. К ним уже пробирались санитары.
А высота продолжала молчать.
Мы видели, как постепенно наши солдаты начали отползать. Их было уже немного. Это были скорее остатки подразделений… Отползали они медленно, прижимаясь к изуродованной взрывами земле. Некоторые из них на спине тащили раненых. Солдатская дружба сильнее смерти.
Июньское солнце, поднимаясь вверх, осветило бегущие фигуры на самой высоте. Очевидно, сменялись вражеские посты либо спешили на помощь новые подразделения.
— По высоте… огонь!..
Наши батареи опять заговорили. В ответ вражеские снаряды вновь начали вспахивать землю, разрываясь среди отступавших пехотинцев. Враг не жалел снарядов. Он вел огонь против солнца, но спины пехотинцев хорошо были видны. Те же все еще находились на открытом лугу, медленно удаляясь от высоты.