Из Орловской губернии

Якушкин Павел Иванович

— А какъ давно они сюда перешли?

— Былъ царь Петръ, первый императоръ, такъ онъ ихъ съ-Москвы сюда перевелъ. Это помнилъ мой покойный ддушка; вотъ, говорятъ, они-то загрустовались! И, Боже мой! Очутились они, сердечные, что птица на втр!.. Наши дды и прадды — вс садушки [9] были: у каждаго, стало быть, садочекъ былъ; а они что? Были пушкарями — пушкарь; а стрлецъ — стрляй! а отъ пушкаря, аль стрльца какой садушокъ выйдетъ?.. Сказано, говоритъ, въ писаніи: отъ лоси — лосенокъ, отъ свиньи поросенокъ! Помстили [10] они, помстили. Садовъ, говорятъ, какъ не развести; ни голый дворъ, да въ заборъ глядть — прискучаетъ; давай избы на улицу ставить,

все такъ-то будетъ веселе… Ну, такъ и построились! А которые построились на большой дорог, - т для выгоды своей: продетъ какой прозжающій, видитъ изба стоитъ, кормить лошадей надо, — ну, и задетъ.

9

Садовники.

10

Помыслили. Авт.

— А вы давно здсь живете?

— Мы-то давно.

— А какъ?

— Да давно, отвчалъ старикъ, какъ-то нехотя.

— Ты врно, вдь, слыхалъ отъ своихъ стариковъ что нибудь о первыхъ старикахъ, которые сюда перехали, здсь дворы поставили, избы дорубили, сады поразвели? Ты вдь и самъ человкъ, кажись, не молодой.

— Куда молодой!

— То-то же! Врно что нибудь слыхалъ? настаивалъ я.

— Слыхать то слыхалъ, да разсказывать-то что?

— Что слыхалъ, то и мн разскажи.

— Много съ нами грха было! Чего, чего съ нами не длали! А все, по милости Божіей, живемъ! Да и то сказать: какъ безъ горя вкъ прожить? Нтъ того древа, чтобъ птица не сидла; нтъ того человка, чтобъ съ горемъ не спознался!

— Какое же у васъ горе было?

— Какъ какое? Сперва-на-перво сказано было нашимъ ддамъ… куда ддамъ! Можетъ и прадды не помнятъ!.. Сказано было вашимъ старикамъ: «ступай селись въ здшнія мста, бери земли сколько хочешь; только смотри за Литвой… Тогда еще Литва была… смотри за Литвой, чтобъ русскихъ земель не разоряла, воюй ее, поганую!» пришли мы сюда, забрали земли сколько кому надобно было, построились и стали служить царю всей врой-правдою; и вс мы были тогда дворянами.

— Да чмъ же лучше дворянину жить, чмъ простому крестьянину, да еще вольному?

— Какъ не лучше? съ дворянина и рекрутъ не берутъ!

— Зато дворяне вс служатъ, а изъ васъ которому придется. Разв то, что позволено было крестьянъ сперва дворянамъ держать?

— А ну ихъ, крестьянъ-то!

— Такъ что же? спросилъ я.

— А учоба! При учоб человкъ — весь! (Sic!)

— Какъ же такъ вы изъ дворянъ, да въ простые мужики перешли?

— Поди же ты!.. Былъ царь Петръ, первый императоръ, тотъ и веллъ всхъ насъ, дворянъ, что кучами живутъ, всхъ тхъ дворянъ въ простые мужики повернуть. Ну, и повернули!

— Какъ же такъ?

— Да такъ, что Литвы не стало!

— Что же какъ-то отъ этого?

— Видишь: была Литва — съ ней мы и воевали; не стало той Литвы — съ кмъ воевать? А императоръ первый и говоритъ: «хочешь быть дворяниномъ, такъ у меня воюй! а не хочешь, такъ я васъ всхъ въ мужики поверну!» — Рады воевать, мы говоримъ ему, ваше императорское величество, да воевать не съ кмъ. — «Я, говоритъ, императоръ: вамъ войну найду всмъ! Кто хочетъ, жди за мной на войну»… а онъ страшнющій воитель былъ… «а кто не хочетъ — тотъ мужикомъ длайся!» — царь нашелъ войну; которые изъ нашихъ пошли съ царемъ воевать, т остались дворянами; а которые пооставались дома, тхъ спервоначалу однодворцами подлали, а посл и въ самые крестьяне повернули.

— Давно васъ въ крестьяне повернули?

— Во! давно! Это вс помнятъ!

— Когда же какъ лучше было?

— Разумется, въ старые годы!

— Отчего же?

— А все отъ того!.. Сперва-то и хлбъ родился лучше, и правды было больше! Станетъ, бывало, хлбушекъ родиться, станешь радоваться. А теперь что? Выйдешь на поле, взглянешь… знай: съ голоду не умрешь, да и сытъ не будешь: ни сытъ, ни голоденъ!..

— Отчего же это такъ?

— Какъ отчего? начальства было меньше, да и начальство было не такое: сперва, въ наши годы, къ начальнику идешь, Богу молишься, молишься, — ну, пойдешь; дорогой то остановишься раза три, думаешь, думаешь: идти, али

вернуться? Придешь къ начальнику; тотъ какъ выйдетъ — прямо теб въ зубы, а тамъ еще, еще… А какъ натшится, тогда только спроситъ: какое твое дло? — ну и всякому опаска была!.. А какъ скажешь ему свое дло, да увидитъ онъ, что твое дло не дло, а бездлье, такъ — не роди мать на свтъ!.. Запоретъ!.. А теперь что? Повздорятъ дв бабы, и бабы то изъ одного двора, да и къ начальству на судъ! Придутъ въ начальству, у него, у начальника-то, на дому подымутъ крикъ, гамъ… Ну, начальническое ли дло бабъ судить? Нтъ, къ прежнему начальству бабы на судъ не ходили!.. Повадь простаго человка судиться, дома сидть не станетъ, все по судамъ будетъ таскаться; кольми паче бабье дло!.. А то еще и самъ начальникъ во всякую малость лзетъ.

— Ты говоришь, что сперва дрались начальники; сперва вдь и взятки брали начальники…

— А теперь чай не берутъ?!

— Зачмъ же вы ходите судиться, зачмъ бабъ не останавливаете?

— Что длать, другъ! И сами знаемъ что не слдуетъ, а все идешь на судъ!

Посл обда я опять сошелся въ саду съ тмъ же старикомъ; сперва разговорились о погод, а такъ о примтахъ: какъ узнать, какое лто будетъ.

— Ну, журавль пролетитъ, а гусь посл, Господь лто хорошее дастъ. Встртишь — гусь пролетитъ: слава теб, Господи, дождались лта!.. Да теперь и примтъ-то не разберешь!

— Отчего же?

— А кто ее знаетъ! А можетъ и теперь найдутся мудрые люди, и теперь чай всякую теб вещь разсудятъ! Вотъ я теб притчу скажу. Еще до ноева потопленія жилъ царь Соломонъ премудрый; былъ этотъ Соломонъ премудрый еще въ молодыхъ лтахъ и не взлюбилъ его отецъ-родитель; и какихъ, какихъ онъ ему задачъ не задавалъ; а у Соломона на всякую задачу — отгадка была. Разъ отецъ задалъ ему такую задачу: «прізжай ты ко мн: ни на дворъ, ни на улицу, ни пшкомъ, ни на жереби, ни на осл; ни одтъ, ни нагъ, ни сытъ, ни голоденъ!» Что жь сдлалъ Соломонъ премудрый? Снялъ рубашку, окутался неводомъ, взялъ въ руку калачъ, слъ верхомъ на козла, пріхалъ къ отцову двору, отворилъ ворота да и сталъ въ воротахъ: переднія ноги у козла на двор, заднія на улиц; и выходитъ ни на двор, ни на улиц; да самъ калачъ жуетъ: ни сытъ, ни голоденъ! Что и толковать: человкъ былъ дошлый, до всего доходилъ! Въ ныншнія времена, какой и хорошій человкъ, да дть не куда! Вотъ Петръ царь, первый императоръ, до всего доходилъ, а до одного не дошелъ: лаптя сплесть не умлъ, что у насъ каждый мужикъ, мальчишка — сдлаетъ!

— До чего же Петръ царь доходилъ?

— До всего доходилъ.

— До чего же?

— Планиду зналъ!

— Какую планиду?

— Видишь ты: я теб говорилъ, что онъ страшный воитель былъ… Нашелъ на Петра царя Мазепа, Литва съ сильною войною…

— Мазепа — это такой?

— А Мазепа съ той стороны, съ литовской… Сошлись Царь Петръ съ Мазепой подъ Плотавой…

— Плотава — городъ какой?

— Не знаю, Плотава, да и Плотава. У Литвы — Мазепа, а у царя Петра былъ ддушка Суворовъ… Только въ старыя времена война не такая была, воевали не по ноншнему; какъ сойдутся, окопаются окопомъ, да и воюютъ кряжами…

— Какъ кряжами?

— Привяжутъ кряжъ, пень какой, привяжутъ на веревку, и повсятъ на окопъ; какъ кто ползетъ на окопъ, веревку подржутъ, кряжемъ того и убьетъ.

— И царь Петръ такъ воевалъ?

— Тоже такъ воевалъ… Вотъ сошлись дв рати, окопами окопались, стоятъ. Только Петръ царь и говоритъ ддушк Суворову: «Пойду, ддушка Суворовъ, я на литовскій окопъ!» — не пущу! говорятъ ддушка Суворовъ. — «Пусти», опять говоритъ царь Петръ. — Не пущу, опять-таки ему ддушка Суворовъ. — «Теб говорятъ: пусти!..» — Не пущу! — «Посмотри, говоритъ царь, посмотри на небо.» — Ничего на неб нтъ! — «Стань же ты мн, ддушка Суворовъ, на правую ножку!» — Сталъ ддушка на правую царю ножку. — «Глянь, говоритъ царь, глянь на небо!» — Глянулъ тотъ на небо и видитъ: сила небесная надъ царемъ, сила несмтная! Ангелы небесные… крылья у нихъ, аки колесница (?)!.. И никто ихъ не видалъ, только про нихъ въ апокалипсис сказано; только одинъ царь Петръ ихъ и зрлъ: планиду звалъ… Какъ увидалъ ддушха Суворовъ ту силу небесную, — «ну, говорятъ, теперь пущу: иди!» — ну, и одоллъ царь Петръ литву тое.