«Из пламя и света» (с иллюстрациями)
Шрифт:
Впрочем, внимание его привлекла не столько кибитка, сколько присутствие урядника, который суетился, покрикивая на кучера, и что-то говорил то Сатину, то тучному человеку в куртке и широких шароварах. Наконец, подойдя к кибитке, он обратился к сидевшим в ней путешественникам, очевидно сообщая, что они могут выйти, и жестом указал на домик, на крыльцо и на тучного человека, оказавшегося хозяином дома.
Лермонтов подошел ближе. Он увидел, как Сатин и Майер торопливо сошли со ступенек крыльца и приблизились к кибитке,
Он поднялся на крыльцо и, войдя в сени, делившие дом на две половины, постучался наугад в первую дверь. Ему отозвались сразу два голоса. Открыв дверь, он увидел Сатина и Майера за небольшим столом, на котором стояло несколько приборов и вино.
— Лермонтов?! — вскричал маленький доктор, поднимаясь навстречу со стаканом в руке. — Сатин, он в самом деле приехал, и приехал именно сегодня!
Сатин, занятый в эту минуту откупориванием вина, оставил свое занятие и сказал, протягивая руку нежданному гостю:
— Лучшего дня ты не мог бы выбрать!
— Почему? — спросил Лермонтов, осматриваясь в ожидании увидеть здесь и двух приезжих в солдатских шинелях. — К вам приехали гости?
— Гости. Они поместились в другой половине дома. Угадай-ка, кто эти приезжие?
Лермонтов покачал головой.
— Сюда прибыли из Сибири участники декабрьского восстания.
Вот оно то, чего он так ждал!.. Лермонтов молча посмотрел на Сатина, на Майера, на дверь, за которой была другая половина дома.
— Здесь… они?! Из Сибири? Участники восстания? Эти два человека в солдатских шинелях?
— Здесь, за углом, живут еще их товарищи. Их привезли тоже из Сибири несколько дней тому назад, и они придут сюда, чтобы увидеть приехавших нынче и нас, а значит, и тебя. Ты увидишь сегодня Назимова, Нарышкина, Кривцова, Голицына, Лихарева, Черкасова и Одоевского — всех!
Лермонтов снова вспомнил все: годы детства, юность, первые вести об этих людях и мечту, которую пронес через всю молодость, — мечту о том, что когда-нибудь он их увидит.
— Идут, идут! — вскричал Сатин, указывая в окно. — Все идут!
И как-то вышло, что и те двое, которые только что прибыли, и те, которые быстро прошли по узенькой улице, под окнами, одновременно оказались в полутемных сенях.
Лермонтов услыхал горячие приветствия, дрогнувшие от радости голоса, увидал, как обнимали друг друга эти люди. Он стоял у порога, забыв о том, что его никто не знает, и смотрел на этих героев своих юношеских мечтаний и надежд, чувствуя, что горло ему перехватило.
— А где же Александр Иванович? Где Одоевский? — спросило несколько голосов.
— Одоевский сегодня чуть свет выехал, следуя приказу,
— Как выехал? Почему так скоро?
— В Караагач? — невольно вырвалось у Лермонтова; и тогда все обернулись к нему, и Сатин громко сказал, обращаясь ко всем:
— Господа, это поэт Лермонтов, сосланный на Кавказ за стихи о Пушкине, в которых император увидал призыв к революции. Стихи эти сделали его имя знаменитым, а его самого из лейб-гусара превратили в прапорщика Нижегородского полка.
Дружные приветствия раздались в ответ…
— Так вы тоже в Нижегородский? — спросил его Лихарев, еще молодой человек, с усталым лицом, оживленным игрою блестящих глаз. — И Одоевский направлен в тот же полк простым рядовым.
Лермонтов крепко пожал ему руку.
— Значит, мы будем там вместе!
Он не смел спрашивать их о том, что они пережили там, на рудниках, в холодных просторах, куда Пушкин отправил свое «Послание в Сибирь». Он только вслушивался в их слова и всматривался в изможденные лица, думая о том, какой страшной ценой они заплатили за великую правду своих убеждений!
ГЛАВА 5
Эти несколько дней, проведенные в Ставрополе, были прожиты Лермонтовым, как один большой, незабываемый день.
Он ежедневно приходил к Павлу Ивановичу и старался как мог рассеять его печаль. Но едва наступал вечер, он спешил сюда, в маленькую комнату Назимова и Голицына, или отправлялся на соседнюю улицу в белый дом с шумевшими около него тополями, где жили остальные и где всесторонне образованный, обладавший горячей и привязчивой душой Владимир Лихарев смотрел на него с обожанием, видя в нем будущего великого поэта России.
Наконец оставаться дольше в Ставрополе стало невозможно. Надо было ехать в Кахетию, в полк. Но теперь и это безрадостное будущее освещала надежда на встречу с Одоевским…
С опечаленным сердцем простился он со своими новыми друзьями, не зная, встретит ли их когда-нибудь еще, и на утренней заре, проезжая мимо их дома, долго смотрел на черепичную крышу под высокими тополями.
Потом снял фуражку, прощаясь с этим домом, и быстро поскакал по улицам Ставрополя, на которых замечалось необычное оживление.
Город был охвачен лихорадкой в ожидании проезда царя. Спешно покрывались свежей краской стены домов и заборы, ставились деревянные арки с вензелем Николая Первого…
Вскоре после отъезда Лермонтова неожиданная тревога вошла и в белый домик под тополями. Урядник, явившись к приехавшим из Сибири бывшим «каторжанам», объявил, что ввиду ожидаемого приезда в Ставрополь царя оставаться в городе таким особам никак невозможно.
— Нынче какое число? — спросил урядник Конов своего товарища, наблюдавшего за «поведением» означенных особ.