Из пыли времен
Шрифт:
"Страж!" - всплыло в мыслях принца.
Но как же он походил на Зверя! Те же мускулистые очертания бера смешанные с волчьей сухопаростью. То же массивное строение тела с широкой, выдающейся над животом грудью, двухсуставными задними лапами, и длинными когтистыми передними. Та же морда... Грубо очерченные мускулы "закостенели" на плечах и предплечьях, словно в набитом камнями мешке. Грудь неимоверно распирали проступающие под густой шерстью ребра... Но шерстью - белой, как снег!
Но больше всего отличалась голова. Острые пожелтевшие зубы выдавались из пасти, застыв в вечном оскале.
Зверь повел носом, поворачиваясь на запах, разинул пасть и издал истошный рев, завидев на тропе одинокого путника; звон цепи, пристегнутой к ошейнику, вплелся в рычащее эхо железным лязгом. А в следующее мгновение мохнатая лапа подхватила ее и рванула на себя; "стальная змея" с возросшей скоростью заскребла камень под снежным покровом, который резко вспучился, стремясь обвить ноги Марена.
Но принц не собирался ждать, когда это произойдет!
Длинным прыжком выходя из сужающегося кольца, он рванулся вперед; меч "вдохнул" ночной прохлады, ножны бесшумно упали, подъяв "белую пыль"; рука поймала лямку соскользнувшего со спины мешка, и, перекатившись через плечо, принц швырнул его в Стража.
И сам бросился следом.
Конечно же, полупустой мешок не мог причинить хоть сколь-нибудь значительного ущерба - Зверь небрежно отмахнулся, как от мухи. Всего лишь отвлекающий маневр, чтобы сократить расстояние. Десяток шагов, что остались - всего мгновение для Перворожденного, всего один взмах ресниц...
Но Страж оказался невероятно проворен!
Цепь взвилась, словно хлыст, и стальные звенья - каждое с ладонь юноши - "вынырнули" из "белой пены" и ударили принца в грудь. Перворожденный всем телом прочувствовал, как со скрипом вмялась кожа жилета, выбивая из груди дыхание, и как легкие сдавило хрустнувшими ребрами. В хребет впились тысячи стрел, пронзая болью сам разум...
И ярость хлынула через край, окутав мир туманом, в котором пульсировало чужое сердце; рывок Марена ничуть не замедлился.
Шаг, другой... Сапфировые глаза полыхали холодным огнем в непроглядной тьме, цепко впившись в налитые Голодом глаза Зверя. Шерстяная рубаха вздулась на предплечьях принца, растянув вязь. Шнуровка жилета напряглась, едва не разрываемая взбухшими мышцами; дубленая кожа нагрудника протяжно "застонала", распираемая грудью.
Ветры замерли, услужливо расступаясь, словно Венет отозвала их, любопытно наблюдая за стремительным, как молния, рывком Перворожденного. Призрачный свет Ночного Солнца упал на молодое лицо, блеснул на молочно-белых клыках, на "морозном узоре" "клостенхемском" клинка...
Кровь стучала в висках с грохотом кузнечного молота, сердце толкало ее, и этот напор едва не разрывал жилы. Воздух сгустился, стал вязким, и каждый шаг - такой молниеносный со стороны - давался ценой неимоверных усилий, словно те самые Бесплотные впились в одежду липкими пальцами и тянули назад...
Но Страж, и вовсе не мог пробиться, застыв ледяным изваянием.
Последний рывок. Левая рука Марена впилась в шею Стража, пальцами вонзаясь в гортань...
И в тот же миг время возобновило бег с грохотом,
Страж поперхнулся неистовым ревом, и клинок принца вонзился в разверстую пасть, пронзительно скрипнув по шейным позвонкам. Горло судорожно содрогнулось, хрипя, будто в попытке проглотить вставшую в горле кость. Из легких донеслось бульканье: они старались исторгнуть хлынувший в них "багрянец"; капли брызнули Марену в лицо. Когтистые лапы безвольно повисли, ноги Стража подогнулись, и он осел, давясь сталью и захлебываясь кровью.
И все это время принц не сводил взгляда с пылающих злобой и затянутых "багряной пеленой" Голода глаз Стража. Голода, что юноша ощущал так же ясно, как белую жесткую шерсть, что впилась в ладонь десятками игл.
Тяжелое дыхание слетало с губ Марена, оскаленные клыки блестели влагой, сапфиры полыхали холодным безудержным гневом...
И глаза Стража погасли.
Марен выдернул меч, клинок скрежетнул по желтым зубам, и белое тело безвольно рухнуло в снег, осеняя чистоту алыми потоками. Дыхание быстро восстанавливалось, грудь вздымалась все ровнее, стук в висках проходил... Но он все стоял над телом, наблюдая, как "багрянец" покидает жилы и растекается по "белому покрывалу".
Азарт схватки вновь оставлял после себя ноющую пустоту.
***
Марен, как завороженный, вглядывался в темное небо, раскинувшееся над головой. Призрачный свет Ночного Солнца серебрил мир, но даже сейчас он выглядел ярче, чем прежде.
Но не только это притягивало взгляд Перворожденного.
Кроме Элеса, что поднялся над Стальными горами и спешил к Восходному морю, в чернеющей пустоте сверкал Радес, "устало бредущий" навстречу брату. А помимо братьев небо усеивали мириады сияющих адамантов. Они горели, словно искры костра, пробивающиеся сквозь истлевшее черное покрывало. Некоторые ярче, некоторые более тускло. Но такое множество, что глаз не мог охватить, а разум лишь тщетно силился представить.
– Ок рилас сваитом леро еледир... [И сияет бездна множеством огней...] - еле слышно прошептал Марен словами из прочтенных мифов.
Принц перевел взгляд на Ардегралетт, где недавно виднелись поля и леса. Облака спустились в холодном ночном воздухе, закрыв Серый Мир от взора непроницаемой хмарью. Юноша стоял словно на утесе, которым сейчас представлялась Спящая гора, а вокруг раскинулось туманное бурлящее море. Оно двигалось, как живое, словно пенящиеся волны, мерно накатывающие на скалистый берег. И единственное, что не тонуло в пучине - Призрачные горы на севере и Южный Предел.
А когда глаза поднялись к вершине Спящей горы, среди белых пиков юноша разглядел крепость. Почти неразличимая, она выдавалась из скалы, словно высеченная в черных костях Мира.
Летопись, казавшаяся бредом безумца, обрастала плотью. Автор, конечно, расписал все вычурным изящным слогом, но правдиво - теперь это не вызывало сомнений.
Вспомнились детские годы, когда с Колленом рыскали по самым отдаленным закоулкам Мелестана, стараясь найти и раскрыть тайны, которые еще могла хранить Цитадель. Подземные ходы, потайные комнаты, и подземелья... Сколько прошло с тех пор? Казалось, не одна жизнь...