Из развитого в дикий нелепые ШАГИ
Шрифт:
Первый же поход по такому адресу обнадежил.
– Какой красивый камень, – восторженно посмотрел на мой образец один из специалистов, – Действительно из Киргизии? – недоверчиво переспросил он.
– Оттуда, – подтвердил я.
– А кто изготовитель плитки?
– Местное предприятие, – ответил ему.
– Очень определенно, – рассмеялся специалист, – Вы, я так понимаю, посредник.
– Не совсем.
– А как иначе? – еще больше развеселился он.
– Наша организация учредитель российско-киргизского предприятия «Гранит». А это продукция одного из наших карьеров, – выдал ему некую полуправду.
– Значит,
В тот же вечер связался с Дудеевым. От него узнал, что в Саратове история с нашими блоками повторилась один в один. За блоки отказались платить, поскольку все они, якобы, с трещинами. Саша собрался туда выехать лично, чтобы разобраться с мошенниками на месте. И еще попросил установить контакты с производителями горнодобывающего оборудования, поскольку оснащение каиндинского карьера изношено до предела.
Поиски производителей горнодобывающего оборудования привели в небольшую комнату в обычном жилом доме, которую трудно назвать офисом.
– Никулишин скоро будет. Подождите в коридоре, – предложила какая-то девушка, очевидно, секретарь.
В тесном коридорчике, где с трудом разместились три стула, уже сидел посетитель, как оказалось, тоже в ожидании необязательного Никулишина.
– Анатолий Степанович, – представился незнакомец, – К Никулишину? – с улыбкой спросил он.
– К нему, – ответил после рукопожатия в честь нашего знакомства.
С опозданием на полчаса появился молодой человек, который и оказался долгожданным Никулишиным.
– Заходите, господа, – пригласил он, – Стулья берите с собой.
«Хороши господа с приставными стульями», – мелькнула развеселившая меня мысль.
Мы пристроились у столика хозяина кабинета, сплошь заваленного бумагами. А может и не хозяина вовсе, поскольку за подобными столиками расположились еще двое, судя по их независимому виду, таких же «хозяев», и уже знакомая секретарша, выставившая меня за дверь. Небрежно раздвинув бумаги в стороны, Никулишин освободил центр стола, на который Анатолий Степанович тут же выложил свои документы.
Полистав какие-то схемки, Никулишин сложил их стопочкой и положил на самый верх своих бумажных нагромождений:
– Ваши документы, господа, я перешлю в Италию. Они вам подберут оборудование. Как только будет ответ, дам вам знать. Как видите, я вас не задержал, – оправдал он, таким образом, свое опоздание.
– Господин Никулишин, мы с Анатолием Степановичем из разных организаций, – уточнил я, – Так что наш разговор еще впереди.
– Да-а-а? – удивился он, – Извините, Анатолий Афанасьевич. А где тогда ваши документы на карьер?
– Что за документы?
– Вот, – вытащил он стопочку Анатолия Степановича, из которой вдруг посыпались какие-то рекламные проспекты с яркой надписью «Breton», – А это еще что такое? – с удивлением поднял он их с пола.
– Да это с выставки. Случайно попали, – засуетился, покраснев, Анатолий Степанович, –
– Ну и что вы тут подобрали? – с интересом раскрыл проспекты Никулишин, – Типичная мастерская. Это вам не подойдет, господа, при таком-то карьере, – убежденно заметил он, – Приезжайте с Анатолием Афанасьевичем на выставку «ИнтерКамень». Скоро будет в Сокольниках. Мы вам сразу все и подберем. Прямо на выставке. А вы, Анатолий Афанасьевич, обязательно привезите с собой вот такие схемки, – показал он мне, судя по всему, разрезы карьера.
– Вам, в какую сторону? – спросил Анатолий Степанович, когда мы, наконец, оказались на улице.
– На Ярославку, – ответил ему.
– Да-а-а? – обрадовался он, – По пути, значит. А я в Болшево живу. Вот вышел на пенсию. Помогаю брату сделать карьер на Украине, а при нем мастерскую. А то, видите ли, «вам это не подойдет, господа». Нам все подойдет. Мы с братом господа от сохи. Я, правда, в армию сбежал. До подполковника дослужился. А брат всю жизнь в деревне. Что у него за жизнь. Особенно сейчас. Был я у него в отпуске. Полный развал сельского хозяйства. Вот и нашли мы с ним заброшенный карьер. Затопленный, правда, еще с войны. Вот только, где денег взять, чтобы все там восстановить? – рассказал мне свою историю Анатолий Степанович.
Пока ехали в автобусе, полистал его проспекты, возвращенные Никулишиным. С удивлением вглядывался в чистенькие цеха с красивым оборудованием, лихо режущим и полирующим камень. Небо и земля, в сравнении с тем, что видел на Московском камнеобрабатывающем заводе. На всякий случай списал реквизиты производителя понравившегося оборудования.
На выставку в Сокольниках мы попали с Комаровым. А за неделю до того встретили поезд из Бишкека, в котором мне привезли «образец» мраморной плитки. Прямо с вокзала мы с Володей направились к специалисту по камню.
– Ну, наконец, – обрадовался тот, взяв в руки нашу плитку. Он повертел ее, рассматривая со всех сторон. Затем достал из кармана ключ и зачем-то поцарапал им обратную сторону плитки. А потом принялся за измерения. Судя по всему, настроение его с каждым промером становилось все хуже и хуже.
– Ну, как? – не выдержал Комаров, внимательно следивший за манипуляциями специалиста.
– Плохо, – огорченно махнул он рукой, – Такой камень и такое изготовление. И это образец. Чего тогда ждать от серийной продукции.
– Это серийная продукция, – успокоил его, – Взята из первого попавшегося ящика.
– Хоть что-то положительное, – продолжил сокрушаться специалист, – Сколько вы за него хотите? – вдруг спросил он. Я не был готов к обсуждению цены и молчал, – Ну, что же вы молчите? – напряженно ждал он ответа.
– Пятьдесят, – назвал я, наконец, первую попавшуюся цифру.
– Нет, ребята. Больше сорока пяти не дадим. Да и то только из-за камня. Разница диагоналей больше нормы. Плитка на плоскости пляшет. Полировка вообще жуть. Как плохая хозяйка грязной тряпкой прошлась. Нам придется всю вашу продукцию дорабатывать по месту. Нет. Больше сорока пяти не дадим. Согласны? – спросил он. Я кивнул, – Отлично. Значит, за тысячу квадратов сорок пять тысяч долларов. Правильно?