Из развода с любовью
Шрифт:
– Ты говоришь так, будто это просто, - выдавила я.
– Когда влюблен, то все просто.
Виталик жадно наблюдал за моей реакцией, словно рассчитывал, что сейчас я сделаю или скажу что-то, чтобы эта нелепая ссора прекратилась. Но я лишь продолжала молчать и дрожала, теперь уже изнутри. Так будто всю меня заморозили, и нет никакого шанса оттаять обратно. Поняв, что я так и не скажу заветных слов, Игнатов хмыкнул и добавил:
– Только это не взаимно. Я все понял, повторять не надо.
Он встал с кресла и , как в замедленной съемке, прошел
– Я не понимаю, что дальше! Как будут выглядеть наши отношения дальше? Мы больше не партнеры.
– Очевидно, что никак, Яна. Всего хорошего, и процветания твоей фирме.
Он задержался всего на секунду, будто давал мне последний шанс сказать важное. И ушел, когда понял, что я так и буду молчать. И конечно не услышал тихое и запоздалое:
– Все взаимно. Господи, разумеется, взаимно…
Глава 16
– Яночка, ну это даже неприлично, восьмое марта, а у тебя елка не убрана, - горестно вздохнула свекровь, пока расставляла на столе креманки с оливками.
Я перевела взгляд на ушатанное, некогда пышное дерево и кивнула. В знак солидарности с Кларой Гавриловной выключила гирлянду, чтобы та не подмигивала, пока мы будем вкушать оливье под фильм Девчата. И хоть настроения моего едва хватало на то, чтобы умыться и вылезти из пижамы, я старалась улыбаться.
– Клара Гавриловна, завтра уберу, я уже коробки достала, а в остальном…мы же одни будем, можем позволить себе любое непотребство, хоть елку, хоть пальму, хоть костюмы телепузиков.
Свекровь нервно поправила накрахмаленный передник и отвернулась в сторону. Ее поведение сегодня было крайне подозрительным. За весь день я не услышала ни единой колкой фразы, не получила малюсенькой шпильки от любимой мамо и даже запереживала, здорова ли она. Румянец на пухлых щечках красноречиво показывал, что все с Гавриловной в порядке, просто уровень природной вредности наконец истончился. Поймав на себе мой взгляд, свекровь кашлянула в кулак, будто чем-то подавилась.
Это кхе-кхе было не к добру.
– Клара Гавриловна, мы же будем одни? Вы никого не звали?
– Что? Не понимаю, Януса, - не успела она договорить, как прозвенел звонок. Я недоуменно посмотрела на свекровь, та пожала плечами и ответила: - Лично я никого не жду, и вообще, занята. Сама открывай.
Пока плелась по коридору, вспомнила о двух правилах незваных гостей. Первое: если гость действительно незваный, то гони его в шею. Второе: все правила отменяются, если вдруг придет Игнатов.
Я почти перестала ждать, что он позвонит или напишет. Не проверяла телефон, не бежала к трубке на каждый звонок и не ждала его в офисе. Я слишком порывиста, он чрезвычайно упрям, и оба мы наговорили лишнего. Но все же…
В сердце еще тлела надежда, пока я открывала дверной замок. Три поворота налево, ручка
Три поворота налево.
Ручка вниз.
– Мама, с восьмым марта, - радостно завопил Миша и протянул мне кактус в пластиковом стаканчике.
– Хорош цветок, - я через силу улыбнулась, - где нарыл такое сокровище?
– Клим дал, его бабушка рассаживает, нравится?
– Очень, - я присела на корточки и бережно, будто это было величайшим сокровищем мира, взяла из рук сына пластиковый стаканчик.
– Можно я дальше гулять пойду?
– Нельзя, мой руки, скоро будем обедать.
– Опять обедать, я еще от завтрака проголодаться не успел, - бурчал Миша уже из коридора. Остаток фразы я не услышала. На кухне снова случила пищевая катастрофа, из турки сбежало молоко для пюре, вода, в которой варилась картошка выплеснулась и потушила пламя самой большой конфорке, а мясо в духовке сигнализировало о том, что приготовилось минут двадцать назад и теперь нуждается в срочной эвакуации.
Так как парадный фартук нацепила на себя свекровь, пришлось довольствоваться другим: старым и дырявым, который иногда служил мне тряпкой для пыли. Заколов волосы в уродливую дулю и обмотавшись дерюжкой, принялась спасать остатки нашего обеда. Как вдруг в дверь снова позвонили.
Я насторожилась.
– Клара Гавриловна, откроете?
– Занята, Януся, очень занята, - раздалось из зала. Судя по звукам телевизора, свекровь уже включила своих любимых девчат и теперь будет проклят любой, кто нарушит ее уединение с Николаем Рыбниковым.
На этот раз, прежде чем открыть дверь, я спросила:
– Кто?
Память все еще подкидывало первое незыблемое правило незваных гостей.
– Курьер, - раздалось из подъезда.
Я потянулась, чтобы открыть и когда кто-то настойчиво дернул ручку вниз, поняла, что так и не сняла уродский фартук с талии. Впрочем, можно было не стараться. Передо мной стоял…снова не Игнатов.
– Это вам, - все тот же спокойный мужской голос попросил расписаться в графе получения и только потом вручил мне огромный букет экзотических цветов. Дорогой, красивый, смелый. Я зачарованно смотрела на алые и желтые как крылья канарейки бутоны, пока парень из службы доставки что-то отмечал в телефоне.
– А от кого, - только и могла спросить.
– Там записка должна быть, - пробасил парнишка и кинулся вниз, на встречу новыми заказами.
Мои руки дрожали, пока я крутила букет в поисках чертовой записки, которая оказалась приколота к стеблям. Маленькая карточка с золотистой надписью Прекраснейшей. С помпезностью конечно перебор, но Виталию свойственны такие жесты. И только я собралась прочитать, что он написал, как пухленькие пальчики выхватили у меня и букет и послание.
– Вы куда, - простонала я, в надежде отжать обратно свой подарок от Игнатова, но свекровь пробежала взглядом по записке и захихикала как восьмиклассница.