Из развода с любовью
Шрифт:
«Согласовать». Какое мерзкое слово, каждая буква которого прописана фальшью. Со-гла-со-вать. Кого совать и главное куда? Такие слова никогда не говорят в адрес своих любимых, но постоянно пихают в юридические документы и акты. Чтобы запротоколировать, завизировать, и отправить до востребования в Нью-Васюки. Это все не про детей, а про выгодно купленную на рынке корову. Я посмотрела на Мишу, пытаясь понять, насколько взрослый у меня сын. В ту секунду мне изо всех сил хотелось снова увидеть малыша с безмятежными серыми
Но встретив серьезный взгляд сына, с ужасом поняла: малыш вырос. Миша уже большей и он все знает.
– Если не хочешь тут ночевать, то и днем не приходи, - отчеканил сын и выбежал из комнаты, прежде чем мы успели что-то сказать.
– Миш, - Олег дернулся за сыном, но, ухватившись за край рубашки, я остановила его. Он обернулся и непонимающе произнес: - ты чего, Ян, надо же поговорить!
– А раньше было не надо? Обязательно сейчас? – Увидев искреннее беспокойство в глазах мужа, я смягчилась: - Дай ему время, чтобы прийти в себя. Мишка не простит тебе своих слез.
Олег недоверчиво хмыкнул, но мне не хотелось его в чем-то убеждать. Достаточно одного ребенка, двух я уже не потяну.
Медленно, будто шла против течения бурной реки, я добралась до кровати и опустилась на ее край. Провела пальцами по холодному шелку покрывала, это еще одно новшество после переезда Олега. Я провела взглядом по комнате, от окна к двери, так, словно оказалась здесь впервые. Все выглядело по-другому. Обои на стенах, постеры вместо фотографий, купленный накануне ковер, чертово покрывало, чертова дверь, чертов Олег. Он замер возле комода и внимательно наблюдал за мной.
Я откинулась на кровать, и теперь смотрела на потолок. Единственное, что осталось от старой жизни. Белая облупившаяся краска и дешевая люстра, купленная на время. Оказалось, что нет ничего более постоянного, чем временное, и пластиковая бандура кочевала с нами из одной квартиры в другую, пока не обосновалась здесь. На веки вечные.
– О чем думаешь? – голос Олега звучал настороженно.
– О том, что хочу новую люстру.
Если скосить глаза и посмотреть прямо на свет, то можно увидеть сине-зеленые блики по периметру всей спальни. Это было красиво. Но все остальное, окружавшее меня, поражало уродством.
Сине зеленые блики расходились длинными лучами, как маленькими солнышки на новых обоях. Это успокаивало, почти убаюкивало. Обратно в реальность меня вернул звук шагов, и просевший под весом мужа матрас.
Олег лег рядом, но так, чтобы наши тела даже случайно не соприкасались друг с другом.
– Всегда было интересно посмотреть на мир под твоим углом.
Я повернула голову вправо, супруг сосредоточенно рассматривал потолок со следами старой краски и кривыми плинтусами. Он как всегда смотрел в упор, упуская главное:
– Если хочешь под моим углом, то зажмурь посильнее
Олег рассмеялся. Искренне, как раньше, когда мы дурачились и говорили о всяких глупостях. Я слушала звуки знакомого смеха, мысленно окунаясь в прошлое, как вдруг все прекратилось. Он повернул лицо в мою сторону, так близко, что я ощутила его дыхание на своей коже.
– Ты изменилась, Яна. Тебя теперь не узнать, совсем другая стала.
– Но, видимо, именно за это ты меня и любишь. Ты ведь так сказал нашему сыну? – та «неправильная» фраза до сих пор приводила меня в ярость. Такую сильную, что хотелось взять дюжину острых предметов и методично метать их в привязанного к кровати супруга. Попасть все равно не получится, зато неплохо успокою нервы.
– Но я и правда люблю, - прошептал Олег и добавил: - А ты?
Он коснулся моей руки, погладил ее, и, поняв, что я не сопротивляюсь, сцепил наши пальцы в плотный замок.
– Ты любишь? – повторил с нажимом муж.
Я посмотрела в глубокие, полные грусти глаза Олега. Они всегда были индикатором его и моего счастья. Искрились, когда тот радовался и покрывались дымкой в моменты печали. За годы брака я научилась читать его по одному лишь взгляду, и сейчас старалась понять, что там происходит в его голове. О чем он думает, по ком страдает?
Но вместо привычного бездонного океана передо мной бурлила мутная лужа. В которой я не видела ничего.
– Я тоже тебя люблю, - неожиданно даже для себя ответила я.
– Но мы все равно разводимся? – на последнем слове голос Олега дрогнул.
– Именно так.
– И ты так любишь, что будешь судиться со мной до последнего и заберешь нашу квартиру?
– Олег, - я постаралась освободить руку, но он крепко держал меня, - отпусти.
Поколебавшись несколько секунд, муж разжал пальцы, и я, наконец, оказалась на свободе. Кожа горела огнем, а костяшки ныли от боли, до того крепко он держал меня.
– Отпустил. Не держу, видишь? – на мгновение показалось, что в изученных до каждой черточки глазах промелькнуло что-то знакомое, давно забытое, но нет. Я по-прежнему не узнавала мужчину, с которым делила кровать.
– Олег, постарайся меня услышать. Я бы никогда не взяла что-то твое, я бы ни за что не претендовала на квартиру, если бы не верила, что все делаю правильно. Может не по закону, тут тебе виднее. Но точно по совести. Это был наш, а не твой дом. Это ты, а не мы его покинули. И я буду биться за право на эту квартиру для себя и своих детей. Потому что считаю, что заслужила жить здесь.
Мы молча смотрели друг на друга. С одной стороны невероятно близко, с другой, так далеко, будто разделенные сотней световых лет, как пришельцы с разных планет.