Из рода Караевых
Шрифт:
— Но ведь Евангелие оправдывает ложь во спасение!
Елена Ивановна поднялась из-за стола, подошла к домовладельцу вплотную. Выпятив мокрую нижнюю губу, Григорий Иванович торопливо расстегивал пуговицы пальто. Полез в карман на груди, достал какую-то бумагу.
— У меня нет времени на длинные разговоры, Елена Ивановна, — сказал он, подняв руку с бумагой жестом пророка, возвещающего жестокую истину. — Вот-с приказ полковника Блейша. Тут прямо сказано, что лица, укрывающие у себя большевистских повстанцев, отвечают по законам чрезвычайного положения,
Игорь взял у него бумагу со следами засохшего клейстера по краям.
«Приказ по городу» был набран в типографии крупным афишным шрифтом. Сразу бросился в глаза 3-й пункт приказа полковника Блейша. Он начинался словами: «Захвачены и расстреляны на месте». Дальше шли незнакомые фамилии расстрелянных, и среди них… Гурьев Ф. Ф.! Это же тот, седой, в железных очках, читавший Игорю в ревкоме пушкинские стихи! Они и его!..
Игорь взглянул на домовладельца. Тот отвел глаза. Пальцы его, застегивающие пуговицы пальто, дрожали.
— Я вас предупредил, Елена Ивановна! — сказал он, застегнувшись наконец. — Теперь… извиняйте, пожалуйста!
Нельзя было допустить, чтобы этот старый кабан ушел!
Игорь бросился в кухню. В углу за печкой стояла отцовская шашка. На этот раз она выдернулась из ножен легко и лихо.
С обнаженным клинком в руке Игорь настиг домовладельца уже в прихожей, схватил его за барашковый воротник нового пальто.
Страшно вскрикнула Елена Ивановна. Григорий Иванович вырвался, оглянулся, отчаянно завизжал. Глаза у него стали белые. «Тресну его плашмя по шапке», — подумал Игорь и, захмурившись, занес свой карающий меч над каракулевой шапкой-пирожком, распространявшей неистребимый аромат нафталина. Григорий Иванович пошатнулся и, хватаясь за воздух руками, сел на пол.
Когда Игорь опомнился, он увидел, что домовладелец полусидит-полулежит у его ног, прислонившись к стене. Рот его искривлен, один глаз закрыт, другой бессмысленно устремлен на Игоря. Слюна пузырится на лиловых губах.
— Что с ним, Игорь?! — прошептала Елена Ивановна.
— Не знаю! Я не успел ударить его, мама, честное слово!
— Надо его уложить. Бери за ноги, а я за плечи. Отнесем ко мне в спальню!
С трудом Ступины оттащили тяжелую тушу домовладельца в комнату Елены Ивановны и уложили на постель. Тут Григорий Иванович очнулся, открыл второй глаз.
Елена Ивановна тихо спросила:
— Что с вами, Григорий Иванович?
Но вместо слов из искривленного рта Григория Ивановича стали выскакивать какие-то странные звуки: «Буль… буль… буль…»
Елена Ивановна с ужасом посмотрела на Игоря:
— У него удар! И, кажется, язык отнялся!
Она склонилась над домовладельцем:
— Вот видите, Григорий Иванович, как вас наказал бог за ваш дурной помысел!
Игорь подумал, что он, пожалуй, больше, чем господь бог, повинен в том, что случилось с Григорием Ивановичем, но эта мысль не вызвала у него чувства
Теперь квартира Ступиных превратилась в настоящий лазарет. Врач был необходим уже двоим. Игорь снова собрался идти за доктором Потаниным, и снова его остановил требовательный и резкий стук во входную дверь.
— Кто там?
— Патруль! Откройте!
В прихожую вошли двое. В английской защитной форме. Только на плечах — черные марковские погоны. Винтовки на ремнях.
Одним из вошедших был Юрий Балкович. Кадет похудел, побледнел. Еще больше он был похож теперь на молодого старика.
Глаза Игоря и Балковича встретились, и Игорь невольно опустил свои: такой лютой ненавистью была налита потускневшая, мертвая синева глаз кадета.
Марковцы вошли в столовую, и второй патрульный, рослый широкоплечий брюнет с густыми мохнатыми бровями-гусеницами, с унтер-офицерскими нашивками на погонах, четко козырнув, сказал Елене Ивановне, стоявшей у стола и приготовившейся ко всему:
— По приказу командования ваша улица входит в зону повальных обысков. Кто здесь живет?
— Здесь живет вдова военного врача, действительного статского советника Ступина с сыном Игорем. Это я! — ответила Елена Ивановна, и достоинство, с которым были произнесены эти слова, восхитило Игоря.
— Сколько у вас комнат?
— Кроме этой еще две.
— Покажите!
Так же спокойно Елена Ивановна отворила дверь.
— Пожалуйста, смотрите!
Патрульные вошли в ее спальню. Григорий Иванович лежал на кровати, задрав к потолку аккуратно подстриженную седую бороденку, дышал трудно, с хрипом. Пальто, ботинки и калоши Игорь и Елена Ивановна с него сняли, когда укладывали на кровать; костюм — тоже новый, со слежавшимися складками — оставили, только ворот рубашки Елена Ивановна расстегнула, чтобы облегчить дыхание.
— Это кто? — резко спросил Балкович. В глазах его вспыхнул огонек.
Игорь подумал: «Если сейчас начнет стонать Забейворота, мы пропали».
Елена Ивановна сказала, приложив пальцы к вискам:
— Ой, у нас такая неприятность, господа! Ночью, когда поднялась стрельба, к нам прибежал владелец дома Григорий Иванович Кувшинов. Наверное, он очень испугался… и вот с ним произошел удар. Срочно нужен врач. Сын как раз собирался идти, когда вы постучали.
Бровастый марковец усмехнулся, бросил насмешливо:
— Нервный какой старичок.
Григорий Иванович застонал и открыл глаза. Взгляд его, как с ужасом заметил Игорь, стал осмысленно-злобным. Домовладелец заерзал, задвигался, забормотал:
— Буль… буль… буль!..
Елена Ивановна, белая, как наволочка подушки, по которой беспомощно металась голова Григория Ивановича, тихо сказала:
— Язык отнялся! Ужасное несчастье!.. Лежите спокойно, Григорий Иванович! — прибавила она властно, обращаясь к домовладельцу. — Вам нужен полный покой. Скоро придет врач.