Из рода Свирх. Дикарка
Шрифт:
— Иди уже! — прикрикнул на меня Егрек и дёрнул за руку.
Я едва не растянулась в грязи и была вынуждена схватиться за край его плаща.
— И не приставай ко мне! Ишь, приставучая, — развязно добавил он.
Как же мне хотелось заткнуть ему глотку! Но я была вынуждена терпеть.
Один из разбойников обогнал нас, взбежал на крыльцо и что-то быстро заговорил, приблизив лицо к лицу главаря. Тот кивал, переводя мрачный взгляд с меня на пленников и обратно. Я почувствовала, как мелко затряслась рука Егрека, которой он сжимал мой локоть.
Мы
— Я тебя понял, — сказал главарь разбойнику и жестом приказал ему уйти. Разбойник спрыгнул с крыльца и как-то сразу потерялся, будто растворился в дожде.
— Небогатая добыча, — мрачно заметил главарь, в упор глядя на Егрека.
— Многих посекли степняки, — ответил тот. — Это все, кто остался.
— Негусто, негусто, — повторил главарь и указал на меня: — Мне говорили, женщин будет трое.
У Егрека забегали глаза.
— Говорю же, многих посекли степняки, — скороговоркой повторил он.
— Он лжёт! — воскликнула я.
Егрек с яростью сжал мою руку и процедил сквозь зубы:
— Заткнись!
Я ответила ему насмешливым взглядом. Сейчас я заставлю тебя заплатить за смерть Фрииды и свои унижения.
Главарь посмотрел на меня с любопытством.
— В чём именно лжёт? — спросил он.
— Степняки убили только одну девушку. Вторую он избил за то, что она не захотела быть с ним ласковой, изнасиловал и убил. А Фриида была ещё нетронута мужчиной.
Я физически ощущала, как Егрека разрывает от злости, и искренно желала ему лопнуть.
Остальные разбойники молчали, не вступаясь за Егрека. Рассказать, что Фриида умерла от страшной болезни они не могли, а поддержать его и сказать, что девушку убили степняки, почему-то не захотели. Может, опасались, что главарь им не поверит, а может, просто хотели Егреку зла.
— Она врёт! — заорал он, брызгая слюной и повернулся к друзьям: — Прол, Норд, скажите, что она врёт! Вы же там были! Двух девок убили степняки!
— Не вешай на нас свои проделки, — сухо произнёс Прол.
— Мои проделки? Ну ты и мразь! — заорал Егрек. — И ты, Рамиль, против меня? И ты, Фео?!
Разбойники молчали. Главарь обвёл всех тяжёлым взглядом, вновь обратился ко мне:
— Как тебя зовут?
— Маара, — ответила я.
— А ты уже знала мужчину, Маара? — спросил он.
Я судорожно вдохнула: было понятно, для чего он спрашивает и что меня ждёт.
— У меня не было мужчины, — тихо ответила я.
— Хорошо, — произнёс он и вновь обратился к Егреку: — Ты уже не в первый раз портишь товар. Помнишь наш прошлый разговор?
— Двух девок убили степняки! — настырно повторил разбойник.
Глаза главаря недобро сверкнули, а выражение лица стало жёстким.
— На этот раз ты будешь наказан, — сказал он. — Назначаю тебе сто ударов кнутом.
Егрек вздрогнул всем телом, словно его уже ударили.
— А если мне ещё хоть раз расскажут, что ты не удержал в штанах своего петуха, я сам тебя кастрирую, — закончил главарь.
Краем глаза
— Маара! — вскрикнул, тоже заметивший это Лиим.
Но я уже отпрыгнула в сторону от Егрека, и ногой выбила у него нож.
По толпе разбойников пронёсся удивлённый гул. Они явно не ожидали от девицы такой прыти.
— Убью, шлюха! — захрипел Егрек, бросился на меня и повалил в грязь. Сдавил пальцы на моей шее, пытаясь задушить.
Со связанными руками мне было тяжело с ним бороться. К нам подбежали разбойники. Заломив Егреку руки, они подняли его и повели к главарю. Разбойник упирался, брыкался и плевался проклятиями, но не мог ничего поделать.
Подтащив Егрека к крыльцу, разбойники швырнули его на землю.
— Зачем он мне? — презрительно хмыкнул главарь. — Вон, на козлах разложите и отходите кнутом хорошенько.
Он указал на стоявшие рядом с поленницей козлы, на которых пилили брёвна. Егрека вновь подняли, сорвали плащ и рубаху. На козлах укрепили широкую доску, на неё положили разбойника. Руки и ноги его привязали к «рогатинам». Главарь набросил плащ и подошёл к месту наказания, встав так, чтобы видеть лицо Егрека. Толпа селян тоже подтянулась к козлам и окружила их. Многие улыбались так, будто им сейчас покажут что-то весёлое. При всей моей ненависти к Егреку, я удивилась такому отношению. Ведь это их односельчанин, сосед - и ни у кого не возникло к нему даже капли жалости.
Плотная толпа закрыла от меня Егрека. Я видела только мокрые спины и головы. Оглянулась на своих, но они были слишком далеко, не поговорить. А мне так хотелось узнать, что стало с Наставником! Я не могла даже мысли допустить, что его убили. Может, ему удалось сбежать?
Однако в душе я знала, что если бы Наставник убежал, то обязательно вернулся бы за нами и постарался отбить у разбойников. Мы своих не бросаем. А раз не вернулся...
Я зажмурилась, мысленно повторяя: «Он жив, жив, жив! Однажды мы встретимся снова. Не знаю, когда и как, но обязательно встретимся!»
Неожиданно раздался дикий, полный боли вопль. Наказание началось. Я открыла глаза и тихо сказала:
— Первый удар. За Фрииду.
Тишину прорезал второй вопль. Казалось, забивают свинью.
— За меня, — шепнула я.
Осталось девяносто восемь ударов.
На пятьдесят втором крики стали тише, а потом совсем смолкли, и я уже не могла считать. О том, что всё закончилось, поняла, лишь когда толпа расступилась, и мимо меня под руки пронесли Егрека. Он был без сознания, голова свешивалась так низко, что борода утопала в грязи; спина превратилась в кровавое месиво. Его уволокли вдаль по улице, наверное к его дому. За ними шла только одна худая маленькая женщина лет тридцати. В руках она держала рубаху и плащ Егрека. Уж не знаю, кем женщина ему приходилась — женой, сестрой или соседкой, но на её лице, как и на лицах других селян, не было и тени жалости. Только всё та же мрачная сосредоточенность. Жуткий народ, звериный.