Из России с любовью
Шрифт:
– Хорошо, – легко согласился я.
Я всем своим клиентам с серьезными болячками обязательно даю установку обратиться к врачу и не собираюсь менять это правило. Недолго осталось. А здесь я больше не появлюсь. Из налоговой так и не пришли. Наверное, Лизка исправно платит налоги. Из компетентных органов тоже пока никого не было. Я не обольщался: непременно заинтересуются, особенно после амулетов. Вот, пожалуйста, еще одна причина не возвращаться.
Накануне отъезда мы с Зиной зашли в гости к Сергею.
– Вот вам с Эльвирой двадцать амулетов, – сказал я, высыпая деревянные
– Одно использование – месяц зарядки в лесу, – продолжал я невозмутимо и монотонно. – Чем глубже чаща, подальше от людей, тем лучше. Положить на ветку живого дерева и оставить. Зимой зарядка чуть дольше, месяца полтора. Как пользоваться, поймете сами, почувствуете. Можно носить на шнурке. Видите, дырка есть, но можно в любом другом месте. Во время использования желательно зажать в кулаке – легче сосредоточиться. Вот, собственно, и все. Да! Исцеление можно направлять на другого человека, главное, чтобы он находился рядом. Надо просто мысленно направить на него… – замялся, подбирая слова, и отмахнулся. – Сами разберетесь, я уже говорил. Теперь самое главное! – эти слова выделил и произнес, подняв палец, отмечая важность момента. Выдержал паузу, хотя слушатели и так рты пооткрывали. – Их нельзя продавать, только дарить. Иначе – потеряют силу.
Зачем я так сказал? Солгал же. Не знаю, само вылетело. Когда-нибудь моя речь перерастет в легенду, покроется ореолом тайны… Нет, тысячелетие дерево не перенесет. Амулеты, конечно, обработаны «нетленкой», но сам материал нестойкий, подвержен стиранию. Но два века – точно протянут!
Потом мы ужинали, немного выпили. Дети, двое пацанов – погодков десяти и девяти лет, которые недавно вернулись с каникул от бабушки, донимали меня вопросами. Отшучивался. Не умею с детьми общаться. Надо бы тренироваться, у самого сын будет. Или есть. С течением времени совсем запутался.
Перед уходом Серега отозвал меня в сторону.
– Ты не вернешься? – спросил, переминаясь, глядя в сторону.
– Скорее всего, нет.
– А Зинка?
– Вернется. Ей со мной физически не уйти.
– Береги ее.
– О чем разговор! Вот тебе последний подарок, – протянул другой медальон. Тоже деревянный с нарисованным на нем зеленым рыцарским щитом. – Носи на себе. Одну пулю остановит, но потом придется заряжать так же, как и целительские. Ты поймешь по наполнению, почувствуешь.
– Спасибо,
Я в ответ сильнее сжал объятия. Ободряюще похлопал друга по спине.
По дороге домой Зина призналась:
– Я Эльке сто тысяч евро оставила, ты не против? Они все в кредитах, а получают… сам понимаешь. Она учитель младших классов.
– Не оправдывайся, не против я, и более того, видел, как ты деньги брала. Не переживай, нам хватит. Я же кое-что заработал в салоне… Мне самому неудобно было предлагать.
– Вот и я поэтому не Сережке, а Эльке деньги передала, он бы не взял.
– А я все думал, догадаешься ты брату часть наследства предложить или нет. Смотрю, берешь. Ну, думаю, не все еще потеряно, можно из тебя человека сделать. А то: «Всю жизнь мечтала о денежном дожде!» – попытался спародировать, но получилось только передразнить.
– Да иди ты! – отпустила мою руку и отвернулась в сторону. Делано обиделась.
Лиза бы обязательно съязвила и выставила все так, что я бы виноватым остался. Разница между ними огромная, как между огнем и водой, и я, оказывается, люблю погорячее. А ведь всегда предполагал обратное. Лизу шутливо «мартышкой» обзывал и всерьез мечтал, чтобы она угомонилась. Но «все познается в сравнении», и к этому афоризму я бы добавил: «…и в расставании».
В поезде мне пришлось объяснить ситуацию с родителями.
– Так ты изначально все помнил?! – Зина задохнулась от обиды, отвернулась и зарылась лицом в подушку. В купе мы ехали вдвоем, выкупили все четыре места.
– Ты меня вообще слышишь?! – пришла пора и мне возмутиться. – Я тебе русским языком объяснил: в голове случайно всплыл логин, хлоп – родители! И мне кажется, что мы договорились об истериках…
Девушка рывком села. Губы – ниточки, глаза – огонь, лицо – сама злость. Пантера перед прыжком, не иначе. А в душе боль, видимая и без помощи Фионы.
– Договорились?! – прошипела сквозь губы. – Ты… ты… тебе нельзя верить!
– Хватит! – жестко остановил я девушку, готовую разразиться еще чем-то, наподобие: «Ты меня не любишь!» – и это заставило бы меня задуматься. Я уже не мог ответить категорично «да» или «нет», чувство к Зине было сложным. – Я оправдываться не собираюсь. Разговор окончен. Если так будет продолжаться, то в Красноярске мы расстанемся. – После этих слов запрыгнул на вторую полку и отвернулся. Так оно будет лучше, перебесится. Неожиданно для себя я разозлился на самом деле.
Зина, вопреки моим ожиданиям, не успокоилась. В бешенстве вскочила и прорычала:
– Нет, давай разберемся! Ты мне всегда врешь! Ежесекундно, каждым словом врешь! Ты топчешь меня, как слон собачку, ты пользуешься мной и… – девушка замахнулась рукой и… в ней что-то треснуло. Будто стержень, крепящий всю ее суть, сломался. Вяло опустилась на полку, как-то неестественно скорчившись, словно стала гуттаперчевой. Механически, не думая, поправила постель, легла, отвернувшись к стенке, с головой накрылась одеялом и замерла. Казалось, даже дышать перестала, словно хотела исчезнуть, превратиться в мышь, стать невидимой, умереть совсем…