Из сборника "Рассказы о путешествиях"
Шрифт:
— Но вы старше, — отвечал я и швырнул стол в направлении, откуда слышался голос.
В этот раз я попал. С гортанным вскриком м-р Макфарланд упал на пол. Я пробрался через обломки к нему, взял его безжизненное тело и выкатил его в коридор. Конечно же, я катил его до самого порога перед собой. Я знаю, как полагается поступать вежливому джентльмену.
Английский юмор
Лондонские улицы представляют собой весьма любопытное зрелище.
В первые дни нашего пребывания в Англии и мне, и моей жене требовались значительные усилия, чтобы громко не рассмеяться при виде толп молодых, одинаково стриженых англичан,
Потом, как-то вечером мы пошли в театр. Давали одну английскую комедию. На сцене появился артист вышеописанного вида, каковой, впрочем, был и у большинства зрителей, — после чего в зале вспыхнул такой звонкий, все более и более оглушительный смех, что билетеры начали принимать успокоительные таблетки. Между прочим, в английском театре во время представления можно приобрести всевозможные вещи: пирожные, стейки, подушки, книги, картины, книжки с картинками и даже жидкость для ухода за волосами.
Но почему англичане так развеселились, увидев на сцене костюм привычного вида, который на самих себе они никоим образом не находили комичным — это считается одной из многочисленных тайн английского юмора. Признаюсь, что не столько завидую англичанам в их чувстве юмора, сколько несравненной выразительности их языка. И еще я завидую английским юмористам. Точнее, я завидую их публике, чья готовность смеяться граничит с чудом. Это не просто благодарная публика, это особое явление. Тот, кто хоть однажды наблюдал приступ ураганного смеха, связанного со средней программой варьете или популярной радиопередачей Би-Би-Си, поймет меня. Мы в Израиле считаем за счастье день за днем слушать эти передачи, когда удается настроиться на волну передач для британских военнослужащих на расположенном неподалеку острове Кипр.
Начало смеховой вакханалии на коротких волнах можно определить по громовому раскату встроенных аплодисментов. Это знак того, что оба ведущих этого праздника веселья выходят на сцену. Когда хлопки прекращаются, один из ведущих спрашивает другого с невоспроизводимым акцентом кокни [20] :
— Че ита с тобой, Чарли?
Грозовой залп смеха, следующий за этим, переходит в судорожный кашель из-за новой ураганной реакции на ответ вопрошавшему:
— Седня у меня в главе жужжит че-та, че-та жужжит.
20
Кокни — жаргон лондонского "дна".
— Ну и че, Чарли, — спрашивает первый, — че ита жужжит в твоей главе, чей-та?
В этом месте всеобщий приступ смеха принимает размеры безудержной массовой истерии. Смех гремит столь сильно, что ваш аппарат угрожает взорваться. Тут и там раздаются последние резкие вскрики, которые издают падающие в обморок дамочки. На заднем плане слышны сирены подъезжающих машин скорой помощи.
Но это еще не вершина. Она достигается только после следующего ответа, который звучит так:
— Че там жужжит? Да я и не знай, че.
И все — ни конца, ни краю, и публику уже ничем не спасти. Ревущий, бушующий смех, который никогда не сымитируешь мегафонным усилением, переходит в ритмичное хлопание, сопровождаемое пронзительным вдохновенным свистом.
С минуту первый спрашивающий ждет, чтобы высказать следующее предположение, которое едва слышно:
— Может быть, ты плохо выспался ночью, Чарли?
— Как же я мог спать, если у меня так че-то в голове жужжит, э?
Публике конец. Рушатся последние опоры британской сдержанности.
Иностранные слушатели, однако, сидят перед дымящимися обломками своих аппаратов и спрашивают себя столь же удивленно, сколь и напрасно, что же произошло, и что, собственно, послужило причиной этого оргиеподобного приступа веселья.
Сейчас-то мы это знаем. И даже если бы мы из того посещения Англии ничего с собой не привезли, кроме этого познания, то оно и так бы окупилось. Сейчас-то мы знаем: просто оба ведущих должны носить черные котелки…
Подземное приключение
Существуют периоды времени, когда самые обычные иностранцы могут входить в тесный контакт с англичанами, главным образом, между четырьмя и шестью часами пополудни, в часы пик. В Лондоне проживает примерно восемь миллионов человек. Из них семь с половиной миллионов пользуется между четырьмя и шестью часами общественным транспортом, чтобы добраться до дома.
Это как раз и является причиной, почему автор этих строк никогда не садился в общественный транспорт между четырьмя и шестью часами, разве что в один незабвенный четверг. Между прочим, мы с женой были введены в заблуждение тем, что на лестнице, ведущей к нужной нам станции метро, не было никакой очереди. Что ж, не так это и плохо, подумали мы и начали спускаться. Но там, внизу, мы внезапно угодили в такую давку, что сразу же захотели повернуть обратно. Не тут-то было, мы потеряли всякую способность влиять на развитие событий. Когда мы протиснулись к окошечку кассы, я лишь с огромными усилиями смог вытащить кошелек, а спрятать его обратно было уже невозможно. И мне пришлось всю дорогу держать его в руке.
В последний раз увидел я любимый силуэт жены, затертой в толпе на платформе. Она повернулась ко мне своим прекрасным ликом, и я услышал, как она что-то кричит, из чего я разобрал лишь обрывки:
— Прощай, любимый… навсегда твоя… и не забудь… ключ…
И она окончательно пропала из виду.
Во время поездки я постоянно ощущал сбоку уколы зонтом в ребра и живо представлял, какую форму он имеет. Чтобы убедиться, мне нужно было лишь повернуть голову — но как это сделать? Какой-то мужчина в черном плаще стоял, так тесно прижатый к моей груди, что мы даже соприкасались носами. Я смотрел ему прямо в глаза с расстояния, самое большее, в сантиметр; они были небесно-голубого цвета и их ресницы беспокойно подрагивали. Что выражало его лицо, установить я не мог. Слева просматривались очертания спортивной шапочки, которая терлась о мое бедро. А с другой стороны сверлила мне грудную клетку уже упомянутая ручка зонта.
— Ты женщина? — наудачу спросил я. — Так?
После троекратного повторения до моего уха донесся из многокилометрового далека слабый голос:
— Скорее всего… да… полагаю, что да…
Значит, она жива! Своей свободной рукой — другой я все еще удерживал свой кошелек — я исследовал направление, откуда слышался голос, но нащупал лишь чей-то бюстгальтер, так что дальнейшее исследование пришлось прекратить. На моей ноге — я точно не чувствовал, на какой, поскольку давно потерял над ними контроль — стоял посторонний мужчина, что еще больше стесняло свободу моих движений. Потому на одном из резких поворотов я попытался оттянуть нос своего голубоглазого противника от своего. При этом наши щеки шлепнулись друг о друга и остались в этой слипшейся позиции, словно мы были парой, танцующей аргентинское танго. К счастью, мой партнер был хорошо выбрит.