Из современной английской новеллы
Шрифт:
— И как ты ухитряешься не заблудиться во всех этих переходах! — шептала мать, пока Майкл уверенно вел ее к своему дортуару. И он — тоже понизив голос — объяснил ей, что к этому скоро привыкаешь.
— Ну вот, — сказал Майкл с облегчением, видя, что ни сестры, ни мисс Тренчард в дортуаре нет — обычно они там раскладывали свежие полотенца. Он притворил за собой дверь. — Вон моя кровать, — сказал он.
Он стоял у двери, весь обратившись в слух, а мать подошла к кровати и оглядела ее. Потом повернулась к нему и улыбнулась, чуть склонив голову набок. Она открыла шкафчик и
— A-а, — бесцветным голосом проговорила мать и добавила: — Что ж, очень мило с ее стороны. — Она подошла к окну и поглядела на газон Эй. Джэй. Эл. и каштановые деревья, окаймлявшие крикетное поле. — Здесь и в самом деле очень красиво, — сказала она.
Она снова улыбнулась ему, а у него впервые мелькнула мысль, которая раньше никогда не приходила ему в голову: он подумал, что мать плохо одета. Джиллиан всегда была одета как-то так, что он просто не замечал, дорогая на ней одежда или дешевая. А в Элтон-Грейндже все женщины одевались по-разному: Поперек Себя Дороти носила шерстяные вязаные вещи, мисс Брукс ходила в костюме и с галстуком, а сестра, мисс Тренчард и мисс Арленд всегда были в белых халатах. Горничные чаще всего надевали синие комбинезоны, а когда уходили вечером домой — свои обычные платья, на которые он попросту никогда не обращал внимания и ни разу не подумал, что горничные плохо одеты.
— В самом деле очень красиво, — сказала мать, все еще стоя у окна, все еще продолжая улыбаться. На ней было свекольного цвета пальто, голова повязана шарфом, и на шее тоже шарф. Сумочка была под цвет пальто, но старенькая, со сломанной застежкой. Это из-за сумочки кажется, что она плохо одета, подумал Майкл.
Он отошел от двери и, подойдя к матери, взял ее за руку. Ему стало стыдно, что он думает о том, как плохо она одета. Она расстроилась, когда он сказал, что плед ему прислала Джилиан. Она расстроилась, а ему хоть бы что.
— Ах, мамочка! — сказал он.
Она прижала его к себе, и, подняв голову, он заметил слезинку у нее на щеке. Ее пушистые волосы немного растрепались и выбились кое-где из-под шарфа; на круглом, пухлом лице застыла вымученная улыбка.
— Прости меня, — сказал он.
— Простить? За что же, мой дорогой?
— Мне жалко, что ты осталась дома совсем одна, мамочка.
— Но я вовсе не одна. Я каждый день хожу в контору, а на днях непременно постараюсь перебраться обратно в Вест-Энд. Да по правде говоря, у нас уйма работы в конторе, дел прямо по горло.
Проявленное им сочувствие развязало ей язык. До этой минуты она с самого приезда при встречах с ним сознательно держала себя в узде, зная, что никак не годится болтать без умолку. Вчера она дала себе волю, только вернувшись в "Сан-Суси". Там она всласть поболтала на площадке лестницы с миссис Мэлон, но, к несчастью, все дело испортил один из верхних жильцов: просунув голову в дверь, он вопросил, будет ли у него сегодня хоть секунда покоя.
— Вы уж меня извините, — услышала
— Мне очень, очень неприятно, — тихонько сказала она миссис Мэлон на другой день во время завтрака.
— Пошли вниз, — предложил Майкл.
Но мать его не слышала, потому что она в это время уже выдавала одно сообщение за другим. Это не был больше робкий опасливый шепот — она трещала языком с таким самозабвением, которого ей отнюдь не удалось достичь накануне вечером в разговоре с миссис Мэлон на лестнице. Она вся раскраснелась — и щеки, и подбородок, и часть шеи, не прикрытая шарфом. Майкл видел, что она совершенно упоена.
— Скоро мы будем гулять на свадьбе Долорес, — говорила мать, — восьмого числа. Восьмого мая — это четверг, по-моему. Они заглядывают к нам — Долорес и ее суженый, — его зовут Брайен Хаскинс. Мистер Асхаф говорит, что этот молодой человек не вызывает у него доверия, но, в конце концов, Долорес отнюдь не дура.
— Пойдем вниз, мама.
Ей бы хотелось поглядеть и другие дортуары, сказала она. Хотелось бы поглядеть дортуары старшеклассников, поскольку в один из этих дортуаров перейдет впоследствии Майкл. И она снова заговорила о Долорес Уэлш и Брайене Хаскинсе, а потом о миссис Мэлон и о какой-то еще женщине, о которой Майкл ни разу в жизни не слыхал, о какой-то особе по имени Пегги Эрч.
Майкл обратил ее внимание на то, что дортуары названы в честь героев империи. Его дортуару было присвоено имя Дрейка, остальные носили имена Рэли, Нельсона, Веллингтона, Мальборо и Клайва.
— Меня, должно быть, переведут к Нельсону, — сказал Майкл. — А может быть, и в Мальборо. Кто его знает. — Но он видел, что мать его не слушает, что она пропустила мимо ушей, как называются дортуары и почему. Когда он повел ее в Мальборо, она продолжала говорить о Пегги Эрч. А в дортуаре оказались Поперек Себя Дороти и миссис Тренчард — они вынимали вещи из шкафчика Верскойла, так как Верскойла отправили в санаторий.
— Очень славная женщина, — говорила мать. — Она въехала в квартиру Редманов, — ну знаешь, в ту, что над нами.
Майкл видел, что мать словно бы и не заметила Поперек Себя Дороти и мисс Тренчард. На какое-то мгновение ему показалось, что мать как бы не отдает себе отчета в том, где она находится.
— Вы ищете меня? — спросила Поперек Себя Дороти. Она улыбнулась и поплыла к ним навстречу. Вопросительно поглядела на Майкла, ожидая, что он объяснит, кого это к ним сюда привели. Мисс Тренчард тоже глядела на него.
— Это моя мать, — сказал он, чувствуя, что надо было сказать как-то по-другому, что получилось грубо.
— А я миссис Линг, — сказала Поперек Себя Дороти. Она протянула руку, и мать Майкла пожала ее.
— Вы заведующая хозяйством, — сказала мать. — Я слышала о вас, миссис Линг.
— Собственно говоря, я жена директора, — рассмеявшись, поправила ее Поперек Себя Дороти, и все ее телеса заколыхались. Тичборн утверждал, что она весит 112 килограммов, что ему это доподлинно известно.