Из тени в свет перелетая

Садур Екатерина

– Вырасти-то она выросла, а вот повелась - Бог знает с кем! А ты - тоже мне актриса!
– и Антонина указала клюкой на Танечку Зотову.

Лиза испугалась скорее по привычке. Она вспомнила, как в детстве Инес-са пела ей на ночь: "Антонина придет, нашу Лизу унесет!" - и вечерами Антонина часто заглядывала к ним в окна: проверить - все ли дома. А сейчас, с другого конца Ельцовской, под дождем, по деревянному тротуару ковыляла несчастная хромая старуха.

– А ты... а ты...
– отругивалась на ветру Танечка Зотова.

Но тут из магазина вышел Витя:

–

Ну что, ребята, едем, что ли?

На вокзале актер Боря сказал Танечке:

– Мы с Сережей отдельно поедем. Сами по себе. Вы только скажите, где выходить!

В электричке на деревянных сиденьях Танечка Зотова пила водку с Витей. Витя рассказывал:

– Мне один раз в подарок спирту привезли голландского. Я пошел домой, бутылку выронил, а она не разбилась. Я удивился, стал кидать ее об асфальт, а она - хоть бы что. Я подумал: "Что за бутылка такая затейливая!" - и стал ее штопором по дороге ковырять, а спирт весь и вылился...

В тамбуре курили актер Боря и осветитель Сережа. Они говорили что-то друг другу, но даже по движению губ Лиза не могла разобрать их слова, они объяснялись на пальцах, как глухонемые. Потом полненький актер Боря, армянин наполовину, с усами щеткой, вошел в вагон и молча стал предлагать переснятые карты и знаки Зодиака на тоненькой цепочке, а следом уныло плелся осветитель Сережа и на пальцах показывал цену. И когда кто-то из пассажиров переспрашивал цену, Боря показывал на рот и на уши, а Сережа часто кивал, подтверждая, что оба они ничего не слышат и ничего не могут ответить.

– Вот мой дом, - сказал Витя.
– У самого берега. Мать жива была, я к ней яблони белить приезжал.

Танечка Зотова с Лизой и актером катались на лодке. Актер Боря сидел на веслах. Греб в камыши.

– Быстрее можешь?
– спросила Лиза. И он греб быстрее.

Небо холодной ясности отразилось в воде, и очертания берегов с двух сторон, и деревья на берегах в ржавом золоте. От лодки шла рябь по воде, и в опрокинутом небе дрожали отражения.

Вечером Витя жарил рыбу в муке, по-рыбацки. Рыба ужаривалась, становилась золотистой, как сухой листик. На деревянном столе, наскоро сбитом из трех досок, стояли жестяные кружки, миска с поджаренной рыбой и буханка черного хлеба рядом с открытым перочинным ножом. Небольшая Танечка Зотова сняла свое полосатое пальто и осталось в шерстяном коричневом платьице, почти детского размера. Витя разливал водку из фляжки из-за пояса.

– Походная фляжка, - сказал он.
– Моего отца. Он на войне без вести пропал. Сгинул с концами человек, словно его и не было...

Совсем пьяная Танечка Зотова говорила Лизе:

– Я твои стихи в газете видела. Инесса в театре показывала. Я в первый раз на сцену вышла чуть старше тебя, пятнадцати лет, после училища. И сразу - столько надежд! Юность потому что! В Москву, думала, позовут, в ТЮЗ куда-нибудь, прославиться хотела! Сядем, бывало, с мальчиками после спектакля, прямо в гримерной, даже не переодеваемся и все о Москве говорим, о спектаклях модных... Но потом мы все быстро при-мелькались на вторых ролях, даже самые

талантливые, и ничего нет, кроме старости и "Красного факела", ни славы тебе, ни Москвы. Но в стихах, я слышала, все по-другому... А славы, Лиза, ведь только по юности хочется, а потом, с годами, привыкаешь...

Тогда Боря подмигнул Лизе карим глазом под круглой бровью, но Танечка, перехватив его взгляд, взвизгнула:

– Даже не думай! Даже и речи быть не может!

Лиза заснула, укрывшись полосатым пальто Танечки Зотовой. Танечка на пару с актером Борей пела тоненько из старого-старого спектакля "Закаты в дыму":

Шахтеры, шахтеры, шахтеры,

Какой благородный пример!

Спустился в опасную шахту

Один молодой инженер...

А Витя, хозяин дома, молча топил печку...

– Где ты шлялась, дрянь?
– крикнула Алиса, когда Лиза вернулась домой.

– У бабушки было всю ночь давление, - уныло сказала Инесса.
– Врача не вызывали, как всегда...

– Мать рыдала всю ночь!
– крикнула Алиса.

– На даче я была. С Танькой Зотовой!
– ответила Лиза.

– Мы так и думали!
– сказала Инесса Донова.
– Антонина вас вчера у магазина видела. У входа в винный отдел.

– Пили?
– с угрозой крикнула Алиса.

– Рыбу жарили!
– ответила Лиза.

– Ну ладно, ладно...
– успокаивала Инесса Донова Алису.
– Ребенок был в приличном обществе. С актерами все-таки...

Лия Ивановна и учительница труда поймали в школьном подвале третьеклассников.

– Говорила я вам, Анна Елисеевна, они в подвале сидят после уроков со свечками, сигаретки курят!

– Где они свечки берут?
– спросила учительница труда.

– Кто из дома приносит, кто в церкви ворует!

Из подвала детей выволакивали по одному и ставили перед столовой. Лия Ивановна караулила. Когда их набралось семеро, Лия Ивановна крикнула вниз, учительнице труда:

– Посмотрите внимательно! Вдруг кто-нибудь спрятался!

– Посветите мне!
– отвечала из подвала Анна Елисеевна.

Лия Ивановна светила карманным фонариком.

– Никого!
– крикнула вверх учительница труда.

– Точно?

– Точно!

– Ну тогда поднимайтесь, - разрешила Лия Ивановна.
– Будем их судить.

Третьеклассники стояли чумазые, жались друг к другу, смотрели, сощурясь исподлобья...

– Поедем в лес, - сказала Лизе Инесса Донова.
– Втроем поедем: ты, я и Танечка Зотова.

– Что ты ее все время Танечкой называешь?
– крикнула Алиса из соседней комнаты.
– Танечке твоей уже скоро сорок лет.

– Она такая маленькая, - объяснила Инесса, - что ее никак Татьяной не назвать и даже Таней. С ней надо ласково - Танечка!

Они вступили в опавший лес, сначала неглубоко, и когда они оборачивались назад, то видели еще совсем редкий палисад в рыжих листьях и первый класс, парами построившийся на дороге. Но вот уже лес стал гуще, и они перестали оборачиваться назад, потому что дорога исчезла. Лес сомкнулся над ними.