Из тьмы
Шрифт:
Взгляд вперед, на горы, тоже вызвал у него тоску. “Видишь?” Он указал на снег, который в это время года достигал половины высоты вершин. “Ты можешь найти зиму в этом королевстве, если заберешься достаточно высоко”.
Он говорил на классическом каунианском, единственном языке, который был у него общим с Хавегой. Лагоанская колдунья тряхнула головой, разметав медные кудри. “Значит, ты можешь. Но мы все еще здесь, на равнинах. И только высшие силы знают, когда мы изгоним проклятых альгарвейцев обратно за их собственные границы ”.
“Терпение”. Лейно привстал на цыпочки,
“Терпение”. Хавега произнес это слово так, словно оно было ругательством. “У меня нет терпения. Я хочу, чтобы эта война закончилась. Я хочу вернуться в Сетубал и собрать осколки своей жизни. Я ненавижу альгарвейцев не меньше за то, что они сделали со мной, чем за то, что они сделали с Дерлаваи ”.
“Я верю в это”, - пробормотал Лейно; Хавега был непобедимо эгоцентричен. Он собирался лечь с ней в постель не потому, что восхищался ее характером. Он этого не сделал. Он собирался лечь с ней в постель, потому что она была высокой и стройной, что-то среднее между очень хорошенькой и возмутительно красивой, и настолько свирепо талантливой, хотя и горизонтальной, насколько мог надеяться любой, кто смотрел на ее вертикаль. С легким вздохом он сказал: “Я тоже хочу вернуться в Каяни и начать все сначала”.
“Каяни”. Шавега фыркнул. “Что такое провинциальный городок Куусаман, расположенный рядом с Сетубалом, величайшим городом, который когда-либо знал мир?”
Столица Лагоас действительно была чудом. Лейно пару раз ездил туда на собрания магов и всегда был поражен. Так много нужно было увидеть, так много нужно было сделать... Даже Илихарма, столица Куусамо, не могла сравниться. Но у Лейно был ответ, с которым не мог поспорить даже вспыльчивый Хавега: “Что такое Каяни? Каджаани дома”.
Он скучал по Пекке. Он скучал по Уто, их сыну. Он скучал по их дому, на холме от конечной остановки лей-линий. Он скучал по практическому волшебству, которым занимался в городском колледже Каджаани.
Будет ли он скучать по Хавеге, если шансы войны разделят их? Он тихо усмехнулся. Какая-то определенная часть него будет скучать по ней; он вряд ли мог это отрицать. Но остальные? Он печально покачал головой. Хавега даже не любил куусаманцев, не как общее рабочее правило. То, что она сделала для него исключение, было почти так же неловко, как и приятно.
И как бы он объяснил ее своей жене? Если бы высшие силы были добры, ему бы никогда не пришлось. Если бы это было не так? Я был вдали от тебя долгое, долгое время, милая, было почти так же хорошо, как он мог придумать. Поддержал бы это Пекка? Она могла бы; Куусаманцы действительно признавали, что у мужчин и женщин есть свои недостатки и слабости. Но она не была бы очень счастлива, и Лейно не видел, как он мог винить ее.
Он почти желал, чтобы у нее был свой собственный роман - ничего серьезного, ровно настолько, чтобы она не могла ударить его по голове и плечам рассказами о блестящей, ничем не ограниченной добродетели. Он не находил это вероятным; он действительно не думал, что его жена из тех, кто способен на такие вещи. И он действительно не хотел, чтобы она была такой. Просто... почти.
Выплыв
Куусаманские драконы с яйцами под брюхом пролетели мимо, направляясь на восток, чтобы нанести удар по позициям альгарвейцев перед горами Братану. Да, куусаманские и лагоанские драконы правили небесами над Елгавой. У альгарвейцев на земле было много тяжелых палок, но они помогли им не так сильно, как помогли бы их собственные драконы.
Куусаманских драконов, раскрашенных в небесно-голубой и морской цвета, было трудно заметить. Куусаманцы никогда не верили в ненужную демонстрацию. Жители куусамана часто не верили даже в необходимую демонстрацию, у алгарвийских народов, с их любовью к чванству и роскоши, был другой взгляд на вещи. Альгарвейские драконы были раскрашены в зеленый, красный и белый цвета; цвета Сибиу были красными, желтыми и синими, а драконы Лагоаса - красными и золотыми. Альгарвейские солдаты отправились на шестилетнюю войну в великолепной, безвкусной, непрактичной форме. Бойня в первые дни той битвы, однако, заставила их в спешке проявить прагматизм.
Вскоре до ушей Лейно донесся приглушенный рев лопающихся вдалеке яиц. Абстрактно он жалел альгарвейских солдат, которым пришлось понести такое наказание, не имея возможности вернуть его. Но, как маг-практик, он знал, что абстракция простирается не так далеко. Он гораздо больше предпочитал раздавать страдания, чем принимать их.
Когда он сказал это вслух, Хавега кивнул. “Против объединенной мощи Лагоаса и Куусамо они почти бессильны сопротивляться”, - ответила она.
Объединенная мощь Лагоаса и Куусамо здесь, в Елгаве, составляла две или три части куусамана на одну часть лагоанца. Куусаманцы также сражались и выиграли значительную войну против Дьендьеша на островах Ботнического океана. Хавеге не нравилось думать, не нравилось признавать, что низкорослые, смуглые, раскосоглазые люди, на которых она смотрела свысока как в переносном, так и в буквальном смысле, были намного могущественнее ее собственных соотечественников. Немногие лагоанцы так и сделали. И, поскольку Лагоас смотрел на запад и север через Валмиерский пролив в сторону Дерлаваи, в то время как куусаманцы сосредоточились на судоходстве и торговле, им не часто приходилось это делать. Лейно улыбнулся. Часто отличался от всегда.
Но затем его улыбка погасла. “Альгарвейцы не могут сравниться с нами ни в людях, ни в зверях, нет. Но в магическом искусстве. ... ” К тому времени, как он закончил, он выглядел совершенно мрачным.
Хавега тоже нахмурился. “Да, они убийцы. Да, они грязные. Но именно поэтому мы здесь, ты и я. Магическое искусство, которому мы научились, может заставить их собственное зло обрушиться на их головы, а не на тех, против кого они его направляют.”
“Действительно”. Лейно пришлось постараться, чтобы в его голосе не прозвучала ирония. Дело было не в том, что Хавега не сказал правды. Просто у нее был свой способ делать, она поворачивала вещи так, чтобы они выглядели наилучшим образом для нее. Колдовство, о котором она говорила, пришло из Куусамо, а не из Лагоаса. На самом деле, если Лейно не был полностью неправ, Пекка приложил немало усилий к его разработке. Она не сказала этого - но, с другой стороны, она не могла говорить о том, что делала в течение довольно долгого времени. Несколько намеков, которые уловил Лейно, указывали в этом направлении.