Из-за девчонки (сборник)
Шрифт:
Впрочем, я подумал об этом мельком, вскользь. Другое занимало меня гораздо больше. Мы шли на речку, а у меня не было с собой плавок. Кто же знал, что я встречу сегодня Иру и что ей взбредет в голову пригласить меня купаться на Оку.
Я шел и представлял себя в длинных синих трусах на берегу, рядом с Ирой, с ее зонтиком и сумкой «Кавказ». Она-то наверняка одета как надо. А мне как же быть?
– Ты любишь поэзию Асадова? – спросила меня Ира уже у самой реки, выискивая глазами место, где бы мы могли остановиться.
На мелководье плавали
– Что же ты молчишь? – удивилась Ира и посмотрела на меня будто бы сверху вниз.
Что молчу, что молчу!.. Сама спрашивает бог знает о чем, что тут скажешь?
– Я Джека Лондона люблю читать, – сказал я, совсем приуныв, заметив, что Ира, кажется, уже приглядела место на берегу и направилась туда. – Еще Лескова… «Очарованный странник»…
Ира уже расстилала поверх травы бархатный коврик с бахромой по краям и с вытканными на нем оленем и оленихой с выводком. Я сел прямо на ветвистые рога оленя и обхватил колени руками. Я решил ни за что не раздеваться. Ну разве что снять рубашку. Спина у меня хорошо загорела, и я ее не стеснялся.
– Отвернись, – велела мне Ира.
Тоже мне, пришла на речку, а ты отворачивайся тут! Что же теперь, каждому встречному тоже отворачиваться?
Я смотрел на воду, на редких купальщиков на том берегу, на лодки с яркими красными номерами, которые выдавали напрокат на лодочной станции возле парка культуры и отдыха, и машинально крутил в руках Ирин китайский зонтик. Вдруг что-то в зонтике щелкнуло, треснуло, и его упругий конус опал, а сквозь желтую бумагу, прорвав ее, выскочили две сломанные деревянные палочки.
– Что ты наделал?! – закричала сзади Ира, и, обернувшись, я увидел ее сузившиеся зеленые глаза, полные страха и негодования.
Я даже не сразу заметил, что она была уже в купальнике. Как-то странно она тут смотрелась в этом пестром купальнике, на фоне полудикого берега, на фоне ныряющих крякающих уток, охорашивающихся гусей и сухо шуршащей от легкого ветра осоки у самой воды. И еще этот зонтик… Надо же было мне сломать его!
Ира все говорила, говорила мне что-то, то расширяя, то сужая до тоненьких щелочек свои зеленые глаза. Ее белые ухоженные ручки мелькали перед моим лицом. А я почти не слышал ее. В уши точно воды набралось. Какой-то я был рассеянный.
Ну подумаешь, зонтик! Ну что же это она, ей-богу? Я как-то туго, неуклюже пытался оправдать себя. Ну не промокнет же она без него!
И вдруг я, кажется, понял, почему Ира так испугалась, почему накинулась на меня. Наверное, она взяла этот проклятый зонтик без спроса. Наверное, это ее мамы зонтик. Господи, как же я сразу не догадался?! Ну конечно! И зонтик, и, должно быть, этот коврик с оленями, и эта нелепая сумочка…
Мне стало даже жалко Иру. Ведь мне она ни за что
Я повертел его в руках, со слабой надеждой попытался раскрыть, но быстро понял, что починить зонтик не удастся.
– А ты скажи ей, что я хулиган, – сказал я Ире, когда она замолчала, – что налетел, вырвал и сломал…
– Да, а она спросит: зачем брала? – вырвалось у нее.
Ира вдруг выхватила зонтик из моих рук и бросила в реку.
Шарахнулись в стороны утки. Важный гусак поднял голову на длинной шее и что-то тревожное прогоготал своим. Гуси неохотно, переваливаясь с ноги на ногу, сошли к воде и поплыли подальше от нас.
– Совсем забыла: это же папа мне подарил его прошлым летом! – соврала вдруг Ира. – Значит, я могу делать с ним что хочу.
От этой ее маленькой неуклюжей лжи, кажется, стало легче, но тут же я опять вспомнил о своих синих трусах и о том, что ни за что не буду раздеваться.
– А что ты не загораешь? – спросила Ира, растягиваясь на коврике и уютно, расслабленно, по-кошачьи потягиваясь на солнце.
Я молча скинул рубашку и тоже лег рядом, стараясь не коснуться плечом ее плеча.
– Ты на меня не обиделся? – неожиданно ласково спросила она и положила свою холодную ладошку мне на ладонь.
Я даже вздрогнул от прикосновения.
– За что обиделся? – сделал я вид, что удивлен ее вопросом. – Нет.
– Правильно, – согласилась Ира и села на коврике. – Один мой знакомый мальчик сказал, что на меня нельзя обижаться.
Снова она про этого знакомого мальчика! Какой он был, интересно? Наверное, старше меня, наверное, уже брился, и, наверное, он чувствовал себя куда увереннее рядом с Ирой.
– Лодочки, – сказала она. – Вот бы покататься!
Я тоже поднялся и сел, как будто затем, чтобы посмотреть на эти лодочки, которые и так раньше ее заметил. Просто у меня не было с собой денег, чтобы заплатить за прокат, и я не мог покатать Иру на лодке. А у бабушки просить было неловко. Но мне почему-то не хотелось в этом признаваться. Наверное, потому, что я не желал уступать ни в чем ее знакомому мальчику.
– У тебя уже есть паспорт? – спросила Ира, и я понял, куда она клонит, – на лодочной станции без паспорта лодок не выдавали.
– Завтра приду с паспортом, и мы обязательно покатаемся, – сказал я, стараясь подражать уверенности, может быть придуманного мной, ее знакомого мальчика, и снова лег.
Я думал, она обрадуется, но Ира промолчала.
Домой мы возвращались, когда солнце уже касалось густой листвы деревьев на том берегу. Откуда-то налетели мошки, и они кружили, беззвучно роились в последних, уже нежарких солнечных лучах. От воды тянуло прохладой, и с реки запахло тиной и прелыми водорослями. Голоса купальщиков сделались громче и доносились издалека, ничуть не меняясь, будто из-за соседних лопухов.