Из жизни одноглавого. Роман с попугаем
Шрифт:
После этих слов немного пошумели: кто одобрял действия властей, кто, напротив, осуждал. Я заметил, что незримая граница снова пролегла примерно между теми, кто прежде составлял основные группы «сколенников» и «корточников». Загорелся было спор, посыпались с обеих сторон жаркие аргументы, начали высказываться сомнения как в компетенции и здравомыслии, так и в наличии совести и чести. Все это грозило полыхнуть не на шутку и перерасти в повальную бучу.
Но Милосадов снова поднял правую руку и гаркнул почище любого попугая, высказав главное:
— Тише, женщины! Короче говоря, нам нужен капремонт с выселением.
Повисла
Потом замдиректора Екатерина Семеновна спросила растерянно:
— Вы на самом деле так думаете, Виктор Сергеевич?
— Ну конечно, — ответил он, посмеиваясь: дескать, что за странные вопросы. — Это самое разумное решение проблемы. Как говорится, на три счета. Раз! — библиотека на время выселяется. Два! — руки у строителей развязаны, пустое здание подвергается капитальному ремонту. Три! — библиотека вселяется заново. Только представьте себе: все новое. Перекрытия. Коммуникации. Что нужно — течет, а что не нужно — даже не капает. Плохо ли?
— Так нас обратно и пустили, — саркастически сказала Калинина. — Вы, Виктор Сергеевич, как маленький, честное слово. Знаете, сколько охотников на это место? — она фыркнула. — Даже смешно слушать.
— Во-первых, не смешно, — наставительно ответил Милосадов. — А если смешно, то вы, может быть, забыли: на такое дело есть суд! Он у нас, между прочим, один из самых справедливых в мире.
— Ой, уж не надо мне про суд! — саркастически бросила Калинина. — Калабаров там дневал и ночевал, в суде-то вашем. Много чего рассказывал. А если б не бился, как лев, за наше здание, нас уже давно бы отсюда пинком под зад.
— Попрошу без выражений, — холодно сказал Милосадов.
— Да, товарищи, — поддержала его Наталья Павловна. — Давайте уж без выражений. Но вы, Виктор Сергеевич, с другой стороны, и сами ведь знаете, какой у нас суд.
— Какой суд! — воскликнула Коган. — Позвоночно-коммерческий, какой же еще.
Потом еще много чего говорили, о многом спорили, Милосадов бил себя в грудь и твердил, что, если нужно будет, он ради родной ему библиотеки ляжет под танк, — и, когда собрание завершилось, у меня осталось ощущение, что коллектив хоть и нехотя, а все же склонился к его жарко отстаиваемой точке зрения.
Я и сам думал: ну и впрямь, что ж тут сидеть, коли ни стояки, ни перекрытия!.. надо же отремонтировать? Зато потом как хорошо будет!..
***
Вскоре случилось вот какое событие.
Милосадов явился на работу в замечательном расположении духа. Кроме всегдашней сумки-портфеля, в руках у него был рулон ватмана.
Насвистывая, он весело кивнул Кате Зонтиковой, сидевшей на «рысепшын», прошел к кабинету, щелкнул замком, бросил сумку в кресло и тут же принялся прилаживать развернутый лист на стену, что ему вскоре и удалось сделать с помощью нескольких кнопок.
Отступив и полюбовавшись на дело рук своих, он взглянул на часы, сел в кресло и, как обычно, принялся куда-то названивать.
А я подсел поближе, чтобы рассмотреть картину повнимательней.
Сначала у меня было ощущение, что Милосадов второпях ошибся, ватман висит либо вверх ногами, либо боком — как-то, короче говоря, сикось-накось и неправильно. Во всяком случае, никакого осмысленного рисунка — ну, скажем, цветка, дерева или в конце концов птицы,
Однако вскоре я обратил внимание, что линии, во-первых, разной жирности и, во-вторых, проведены преимущественно по горизонтали и вертикали.
«Уж не чертеж ли это?» — задался я вопросом и, бросив взгляд в правый нижний угол, убедился, что так оно и было: там, как ей и было положено, нашлась основная надпись, в главной графе которой красивым рубленым шрифтом было выведено: «Многофункциональный торгово-развлекательный центр с подземной парковкой».
Честно сказать, я с трудом поборол желание вскрикнуть от изумления. Что общего могло быть между бойцом гуманитарного фронта Милосадовым и какими-то там развлекательными центрами?
В эту минуту в кабинет постучали.
— Валерий Семенович, я вас жду! — воскликнул Милосадов, поднимаясь. — Заходите.
Вошедший оказался тощим, сухолицым, тонкогубым и очень серьезным человеком лет шестидесяти. Одет он был по-деловому и несколько тяжеловато: как будто вся его одежда — черный костюм, светлая в клеточку рубашка, тугой бордовый галстук и черные туфли — приобретались с одним расчетом: век сносу не иметь.
Пока они с Милосадовым перекидывалась мало что значащими приветственными формулами, я понял, откуда взялась с первого взгляда мной отмеченная серьезность Валерия Семеновича: у него было совершенно неподвижное лицо, до такой степени оцепенелое, что ни один мускул на нем, казалось, вовсе не был способен дрогнуть. Кроме того, и серо-голубые глаза смотрели так, словно их залили жидким стеклом: мертво и без интереса. Конечно, когда он открывал рот, отвечая на вопросы или задавая свои, кое-что на физиономии начинало растягиваться, сжиматься и елозить туда-сюда. И все равно возникало чувство, что это не лицо живого человека проявляет присущие ему способности мимики, а какой-то кукольник-баловник тревожит пальцами мертвую рожу резиновой куклы.
Первые вопросы задавали друг другу вскользь, будто обнюхиваясь, и скоро это принесло свои плоды: перешли на «ты», и Милосадов поведал кое-какие детали своей прежней службы. Калабаров был прав: речь шла именно об Управлении по кадрам, и в отставку он вышел именно полковником.
Тогда и Валерий Семенович, мертвенно клацая новыми дорогими зубами, сообщил, что прежде, в нормальное время, служил в «пятерке», и в ту пору занимался тем, чем ныне занят Милосадов — библиотекой: то есть «библиотекой» как институцией, вообще всеми в стране библиотеками, вокруг которых вечно клубится всякая нечисть, прямо будто медом им там намазано. Потом его носило по разным Управлениям, пока не вышел в отставку, чтобы по приказу Родины заняться строительством.
— Да? — заинтересовался Милосадов его сообщением про библиотеки. — А не слышал о таком— Калабарове?
— Калабаров, Калабаров, — рассеянно повторил Валерий Семенович с лицом не более живым, чем у статуи Командора. — Что-то припоминается… Крутился такой умник. Он не в Ленинке подвизался? Лет на пять себе настругал, если не ошибаюсь… А что?
— Удивишься: на его месте я сижу. — Милосадов постучал кулаками по подлокотникам кресла. — Один в один.
— Зачем? — не выразив удивления, с покойницкой бесстрастностью поинтересовался Валерий Семенович. — Тебе тут сидеть — вроде не по Сеньке шапка. Какие здесь потоки?