Из жизни полковника Дубровина
Шрифт:
— Вы неисправимы, мой молодой друг! В Германии такое имение стоит целого состояния, через администрацию я этот замок получу почти даром... Мне нравится здесь...
— Тогда я, вероятно, могу с вами говорить как с хозяином этого имения?
— Я понял вас! Вы будете просить разрешения разместить этих детишек в замке... Гуманность и прочее.
Сначала послушаем их воспитателей!
Дверь открылась, и офицер пропустил вперед женщин. Они переступили порог и остановились, не зная, кто в зале главный, к кому обращаться. Офицер указал на барона.
К барону подошли... моя мать и Марьюшка... У меня не только не оставалось времени что-то сделать, но даже обдумать свершившееся. Уйти я не мог ни под каким предлогом, ведь мне предстояло переводить.
Марьюшка здесь... Это еще объяснимо, она могла приехать к отцу, поступила воспитательницей к детям... Но как же оказалась здесь моя мать? Как могло случиться, что ее застигли немцы?
Мгновения, отпущенные мне на то, чтобы опомниться, истекли. Мать обратилась к барону на немецком языке, назвав себя и Марьюшку воспитателями детского санатория.
— О-о! — воскликнул барон. — Нам не нужен переводчик!
Барон сдержанно поклонился.
— Я представлюсь вам! Барон фон Рамфоринх!
И тут он обернулся ко мне...
— Это мой друг... — произнес он, указывая глазами на меня. — Я иногда пользуюсь его услугами при переводе с русского...
Мать и Марьюшка оглянулись на меня.
Мне ничего не оставалось, как приблизиться к ним.
Марьюшка тут же отвела взгляд, но мать, мать-то меня сразу узнала. Не дай бог, как говорится, пережить такое даже во сне...
Я знал ее выдержку, она ничем не показала, что узнала меня. Самое страшное мгновение проскочило. Но теперь ей предстояло преодолеть второй барьер, и не менее сложный. Перед засылом в Германию меня предупредили, что и она не будет посвящена, куда и зачем я уезжаю, Для нее я уехал в Испанию... Война в Испании давно окончена, я исчез, и вдруг здесь, рядом с бароном, да еще в роли его "друга".
Но я не заметил ни тени волнения на ее лице, она, конечно, мгновенно все поняла и сумела подавить волнение. Мать взяла Марьюшку за локоть как раз в ту секунду, когда она опять посмотрела на меня.
— Я предупреждала вас, Маша, — раздался неожиданно строгий голос матери. — Я вас предупреждала, что вы ничему не должны удивляться! Ничему! — повторила она с ударением.
— Переведите! — попросил меня барон.
— Я это могу сделать сама! — ответила мать. — Я предупредила свою спутницу, чтобы она ничему здесь не удивлялась... Она молода, не знает жизни, не понимает вашего мировоззрения...
— А вы знакомы с нашим мировоззрением? — спросил барон.
— Я — знакома!
— Вы немка?
Мать отвечала без промедления, навязывая стремительный ритм беседы.
— Нет! Но я много лет жила в Швейцарии и в Германии...
— Да, у вас прекрасное произношение...
Теперь я чувствовал по быстрой ее речи, что она в крайнем волнении, но
— Политическая эмиграция? — спросил барон.
— Политическая эмиграция...
— Кто же революционер? Вы или ваш муж?
— И я и мой муж!
Зачем она все это ему говорит? В этакой откровенности нет никакой нужды, коммунисты никогда не вызывали симпатий у барона.
— Вы интеллигентный человек. Вы из дворян?
— Да, я из дворянского сословия...
— Коммунистка?
— Да!
— Итак, — продолжал барон, неуклонно продвигаясь к своей цели услышать откровения о войне, — вы заявили, что вам известно наше мировоззрение... С какой просьбой вы решили обратиться к нам?
— Теперь уже к вам, господин Рамфоринх, если только вы не однофамилец главы международного химического концерна...
— О-о! Вы знаете не только немецкий язык, вы осведомлены о германской промышленности... Я действительно... — барон помедлил, подыскивая слово, и вдруг улыбнулся, ему показалось, что он нашел остроумный ответ, — акула империализма, король вооружений, закулисный хозяин Гитлера. Я понятно выразился? Мне кажется, что именно так называют нас в ваших газетах...
— Приблизительно так! — согласилась мать. — Но я имею в виду то, что ваша власть выше военной власти.
Мы просим вас разрешить оставить детей в помещении санатория. Мы не успели увезти детей в далекий тыл...
Танки нас обогнали...
— Разрешите поинтересоваться, а что за эту любезность будут иметь немецкие власти? Согласно нашему мировоззрению мы не занимаемся благотворительностью.
Детей нужно кормить, им нужны медикаменты... На какие средства? Этот замок — наш военный трофей! Какая может быть с вашей стороны компенсация?
— Вокруг найдутся русские люди... Они помогут!
— Да, да... Русские крестьяне могут помочь детям.
Но я не вижу развития этого альтруизма. Каково будущее этих детей? Они обречены быть инвалидами... В переустройстве мира, которое предпринял фюрер, инвалидам места не отведено!
— Вы рассматривали вариант победы Германии.
А если поражение?
Барон обрадовался. Наконец-то он подвел разговор к вопросу, который его волновал.
— У вас есть основания предполагать, что Германия потерпит поражение?
— Предполагать? Нет, я уверена, что Германия мчится навстречу своей катастрофе!
— Откуда у вас такая уверенность? Наши танки в нескольких переходах от вашей столицы!
— Поставим вопрос несколько иначе, господин барон!
На что рассчитывала Германия, начиная поход? На внезапность? Внезапность не имеет решающего значения при российских просторах!
— Численность населения, пространство, сырьевые ресурсы... Это все известно! Но если бы географический фактор не был бы решающим, мы не знали бы ни походов Александра Македонского, ни наполеоновских завоеваний, не Индия была бы английской колонией, а Англия индийской колонией!