Из жизни полковника Дубровина

Шахмагонов Федор Федорович

Дальше еще позиции и нет этому конца! Москвы они не отдадут!

— Ее надо взять с боя!

Я приглядывался к генералу. Не было гнева в его глазах. Я понял, он воспользовался разговорчивостью танкиста, чтобы выяснить настроение солдат. Не каждый солдат решился бы так свободно разговаривать с командующим армией. Офицеры застыли в почтительном недоумении, хотя в общем-то каждый из них знал, что за словами этого танкиста стоит горькая правда.

Солдат подтянулся.

— Господин командующий, — начал он несколько

торжественным голосом, с той долей патетики, к которой так любили прибегать в немецкой армии. — Господии командующий, мне завтра с утра в бой и, быть может, последний в моей жизни...

— Ты идешь от границы? — спросил генерал.

— В нашей роте не осталось ни одного человека от границы... Мы из Франции пришли в Рославль... Во Франции, когда пал Минск, мы ждали сообщения о падении Москвы...

— Надеялись, что кто-то другой за вас совершит этот подвиг?

— Нет! Надеялись, что Москва падет без боя! Но русские будут ее защищать до смерти, и нас не хватит, чтобы пройти в этот город по своим трупам!

Генерал сделал знак рукой, танкисты вышли.

Порученец спросил у генерала:

— Сообщить об этом танкисте в гестапо?..

— Сообщите в гестапо о своем командующем! — оборвал он порученца.

Генерал расположился с картой за письменным столом Льва Толстого. Был задумчив и молчалив. Вечером пришло донесение, что его танки наконец-то перерезали шоссе Тула-Серпухов. Но и это известие не изменило его мрачного настроения.

— Это же чуть заметная точка в этих бесконечных снегах... — заметил он начальнику штаба.

А утром пришло сообщение, что танки отброшены от шоссе, что со стороны Серпухова русские наступают.

Генерал поехал в объезд Тулы в передовые части.

С ним двинулась и оперативная группа. Днем он встретился с танкистами, которые побывали на шоссе Серпухов-Тула.

— Почему вы отступили? — спросил он у командира танковой роты.

— Русские открыли ураганный огонь! Откуда у них снаряды, господин командующий? Откуда у них столько снарядов?

— Будет еще больше! — пообещал генерал. — Надо сделать еще одно усилие или будет поздно!

Командир дивизии доложил, что русские накапливаются для атаки, что здесь стало небезопасно для командующего. Генерал вернулся к командирскому танку.

В дороге поднялась метель. Стемнело. Исчезли все ориентиры, танки шли с зажженными фарами, но снежную крутоверть фары не пробивали, впереди стояла млечная, плотная завеса.

Мела поземка, овраги вздыбились сугробами, склоны их оледенели. Водитель не успел затормозить, командирский танк с генералом сполз в овраг и зарылся в глубоком сугробе. Танкисты разожгли костер. По рации вызвали буксирный танк.

Генерал перешел в штабную машину. Она отапливалась.

Наступило четвертое декабря.

В три часа ночи пришел буксирный танк и поволок за собой по трассе штабную машину.

В

кабинете Толстого горел костер, начальник штаба собирал донесения из частей, разбросанных южнее и восточнее Тулы.

— Что под Каширой? — спросил его генерал.

— Под Каширой нас теснят...

— Кто теснит?

— По нашим данным, танковая дивизия, стрелковые части и кавалерийская дивизия. Днем русские активно бомбили наши позиции...

Минул еще один день. Изо всех корпусов доносили, что наступление возобновить не удалось ни на одном из направлений. Наступающие части встречены огнем русских и контрударами при выходе на исходные позиции.

— Кго наступает, мы или русские? — задал вопрос генерал начальнику штаба и собравшимся в кабинете Толстого офицерам.

— Они контратакуют! — решился кто-то ответить на этот вопрос.

— Они контратакуют, а мы откатываемся назад?

Генерал встал.

— Властью, которой я облечен, в этот трудный час я приказываю повсеместно перейти к обороне и отвести войска на удобные рубежи для обороны! Я ответствен в едином лице перед командованием! Прошу немедленно выполнить приказ и довести его до войск, находящихся .в соприкосновении с противником...

Генерал попросил всех работников штаба остаться при его переговорах с командующим группы армией.

— Господин фельдмаршал, — доложил он, — я отдал приказ о прекращении наступления. Мои войска отходят с ночными боями, и я вырабатываю сейчас со штабом линию, на которой им предстоит занять оборону...

— Где вы находитесь?

— Сейчас только с трудом пробился на передовой командный пункт с линии фронта между Серпуховом и Тулой... Все наши попытки выйти на исходные позиции для атаки были сбиты противником...

— Вы отдаете себе отчет в том, что вы не выполнили приказ высшего командования? — спросил после короткой паузы фельдмаршал.

— Я всю ответственность взял на себя и немедленно

передам командование тому, кто сможет выполнить этот приказ! Я был бы счастлив сам об этом доложить фюреру!

Фельдмаршал обещал сделать все возможное, чтобы фюрера соединили с командным пунктом генерала.

— Вы будете пытаться убедить фюрера? — спросил начальник штаба.

— Иногда мне это удавалось! — ответил генерал.

— Это когда вы настаивали на наступательных операциях!

Генерал опустил веки.

В ожидании вызова из Берлина, через центр связи в штабе группы армий, генерал связался с командующими соседними армиями.

По всему фронту четвертого декабря ни одному крупному подразделению не удалось стронуться с исходных позиций для атаки.

Генерал вынул из папки, переданной ему разведчиками, газету "Правда". Попросил меня перевести отчеркнутые абзацы. Это была "Правда" от 27 ноября. Карандашные пометки стояли на передовой. Она называлась: