Из жизни полковника Дубровина

Шахмагонов Федор Федорович

"Под Москвой должен начаться разгром врага". Я перевел ее название.

— Пожалуйста! — подбодрил меня генерал.

Офицеры штаба сгрудились возле меня. Я переводил только отчеркнутые строчки.

— Мужественное сопротивление частей Красной Армии задержало разбег фашистских полчищ. Они вынуждены перейти на медленный шаг. Они не мчатся вперед, как бывало, а ползут, обильной кровью поливая каждый свои шаг. Но они все же ползут! Значит, надо удесятерить стойкость защитников Москвы...

—

И вот уже не ползем! — уронил генерал. — Когда вышла эта газета?

Я назвал число.

— Неделю назад мы еще ползли! Дальше!

Я читал ровным голосом, стараясь ничем не выдать своего состояния. Меня познабливало от волнения.

— ...Под Москвой началась расплата за все кровавые злодеяния, за слезы и муки, которые фашизм причинил нам...

Я остановился, опасаясь бурной реакции офицеров.

— Продолжайте! — приказал генерал твердым голосом.

— ...Уничтожив врага под Москвой, мы начнем уничтожение его на всей захваченной им территории...

Генерал сделал мне знак, чтобы я остановился.

Вес молчали, ожидая его реакции. Но генерал молчал, склонив голову над картой, растеленной над столом, за которым были написаны и "Воина и мир" и "Анна Кареинна".

Занимался поздний мутный рассвет. Над деревьями струился иней, одевая окрестности туманом. Метель прекратилась еще ночью. Утро обещало мороз и солндс.

Генерал стоял у высокого окна и глядел сквозь морозные узоры на стекле, изредка поглядывая на часы.

Н вот раздался зуммер вызова. Он не рванулся к аппарату связи. Подошел к нему медленно, как бы переступая через какой-то незримый барьер.

Голос Гитлера он не мог расслышать. Все усилия связистов ни к чему не привели. Офицер связи из штаба группы армии начал передавать ему слова Гитлера. Работали усилители радиотелс.фона. Мы всё слышали так же, как и генерал.

— Никакого отступления! — рубил голос офицера. — Я не уйду из-под Москвы! Это преступление перед всеми, кто сложил голову, чтобы достичь этих рубежей! Нация, которая не сумеет одержать победы, теряет празо на жизнь! Никаких выравнивании линий фронта! Мы должны овладеть Москвой, мы заключим ее в кольцо смерти!

Я высылаю вам немедленно подкрепление воздухом...

Я сейчас же посажу на самолеты пятьсот человек...

Генерала фюрер не пожелал слушать. Рация замолкла.

Генерал постоял возле рации и так же медленно, как к ней подходил, вернулся к столу.

Молчание становилось трудным. Чтобы как-то его разрядить, начальник штаба заметил:

— Сегодня летная погода!

— Вы в плену иллюзий! — остановил его генерал — Время, когда мы радовались летной погоде, прошло...

Теперь это означает, что наши войска будут получать удары с воздуха...

Он

отошел от стола и настроил приемник на Москву.

Передавали сводку Советского информбюро. Мне пришлось переводить. Я едва успевал за диктором, но главное все же успел перевести:

— ...Сильный контрудар нанесен врагу в районе Наро-Фоминска. Противник отброшен. Захвачено пятьдесят три подбитых танка... Немцы начали отходить из Яхромы и на соседних участках. ...Группа Белова продолжает наступление...

— Белов? — живо переспросил начальник штаба.

— Вам известна эта фамилия? — спросил генерал.

— Из-под Каширы выдвинулся кавалерийский корпус... Я никак не мог установить, кто командует этим корпусом... Они сами сообщили нам его имя... Ромны! Вы помните кавалерийскую атаку? Это на рассвете, когда нам пришлось покинуть город... Кавалеристами командовал Белов...

Генерал обернулся ко мне. Злая усмешка застыла у него на губах.

— А там не упомянуто имя Катукова?

— Не слышал, — ответил я.

— Этот танкист меня больше волнует! Мы еще услышим о нем... Итак, господа, обстановка ясна! Время не терпит! Приказа я своего не отменяю! Я еще ваш командующий... Придется мне ехать в Германию и лично объясняться с фюрером...

Минул еще один день.

Генерал сидел, прильнув к приемнику. Он довил какое-то нужное ему сообщение. Я предложил свои услуги для перевода.

— Не то! — ответил он мне. — Я жду сообщения, которое будет передано на всех языках мира... Настал час выступить Японии... Только ее выступление еще может нас спасти!

7 декабря войска генерала пытались оторваться от наседавших на них частей Красной Армии, но это нe удалось. Начиналась паника... Восточнее Тулы фронт грозил падением.

8 декабря последонал приказ Гитлера перейти к обороне, и в тот же день генерал наконец поймал сообщение по радио о нападении Японии... на Соединенные Штаты Америки!..

— Барон не смог сдержать своего слова! — бросил он мне. — Он уверял, что Япония поможет нам в поединке, а теперь на нас поднята и вся Америка!

Бушевала метель. Низкие свинцовые тучи сыпали крупными хлопьями, ветер спрессовывал их в сугробы, перепоясывал сугробами дороги, оковывал гривастыми обручами деревни, прикрывал увалами разбитые немецкие танки, машины, пушки. Сводки указывали, что метель разгулялась но всему Подмосковью.

Метель спасала немцев от полного разгрома, ибо советские самолеты не могли действовать, но армия отступала под нарастающими ударами русских.

Генерал собрался в Германию, ничуть не сомневаясь, что к армии он больше не вернется. Он получил намек, что фюрер недоволен им, что от него отступились и его покровители.