Из жизни полковника Дубровина
Шрифт:
25 августа войска танковой группы начали разворачиваться для наступления на юг, выдвигаясь на исходные рубежи.
Вечером мы вышли вдвоем с генералом на прогулку, неподалеку от его командного пункта.
– Они предали меня!
– начал он без предисловий.
Было темно, и лишь звезды сверкали на облитом черном небе. Я не мог разглядеть его лица, да он и не смотрел на меня.
– Генералы всегда завидовали вашей славе!
– подбодрил я его.
– Генералы будут теперь меня терзать за эту славу.
Но
– Быть может, фюрер не хочет рисковать походом на Москву, не овладев Киевом и Украиной?
– Вся эта война за пределами разумного риска!
Этого не может не видеть любой офицер с самыми начальными военными знаниями... Если мы потерпим поражение в походе на Москву, нам придется думать о линии обороны...
– Надолго ли? Ресурсы России неизмеримы...
– Для завоевателя оборона-это крах! Но если мы овладеем Москвой, то мы имеем шансы и на успех!
– Вы овладеете Киевом!
– Для Рамфоринха, Круппа и их круга! Они свое получат и могут спокойно взирать на нашу потерю! Когда во Франции я нарушал все правила ведения войны, они меня поддерживали у Гитлера, на этот раз у меня с Гитлером разговора не получилось...
Проверить его рассказ у меня никогда не было возможности. Но он разговорился, и, должно быть, какая-то доля правды в его рассказе была. Когда он прибыл в ставку Гитлера, его встретил главнокомандующий сухопутными силами, фельдмаршал фон Браухич, и строго предупредил, чтобы генерал не поднимал перед Гитлером вопроса о наступлении на Москву.
– Разрешите мне отбыть на фронт! Я тогда не вижу смысла в свидании с фюрером.
Как будто бы так ответил генерал... Но Браухич сказал, что свидание отменить уже нельзя.
Сделав доклад Гитлеру о состоянии танковой группы, генерал попросил пополнения людьми, танками, танковыми моторами, артиллерией...
Гитлер спокойно его выслушал, на просьбы никак не реагировал и спросил:
– Считаете ли вы свои войска способными сделать еще одно крупное усилие при их настоящей боеспособности?
Тут генерал не утерпел и, нарушая запрет главнокомандующего, выскочил со своей навязчивой идеей:
– Если войска будут иметь перед собой настоящую цель, которая будет понятна каждому солдату, то да!
Гитлер мрачно спросил:
– Вы, конечно, подразумеваете Москву?
– Да, Москву! Или мы одним ударом выиграем войну, или...
Гитлер его тут же перебил:
– Мне известны все аргументы генералов за движение на Москву, но мои генералы ничего не понимают в военной экономике. Мне нужна Украина, нужны Донбасс и Крым...
Никто из присутствующих не проронил ни слова...
Я по-своему
Думаю, что это понимал и генерал, иначе он не сказал бы, что "его предали"...
* * *
Генерал никак не хотел в те дни сорок первого года взглянуть на события с общих позиций. Ему всегда казалось со времен польского и французского походов, что он ведет авангард всех войск вторжения. Во Франции союзники Рамфоринха расчищали ему путь и торопили, чтобы не успели вмешаться патриотические силы страны.
В России войска танковой группы генерала уже не могли быть использованы только для движения вперед.
У него отобрали танковый корпус-надо было под Рославлем и Смоленском сдерживать удары Красной Армии. Его танками усиливали полевые армии, которые местами с трудом удерживали захваченные позиции.
Но танковая группа была еще грозной силой, ее ударная мощь была еще способна не только на "крупное усилие", но могла сломить сопротивление не одной нашей армии, ибо немецкий корпус был по своему составу равен нашему армейскому объединению. Поддержанные авиацией танковые корпуса были способны на глубокие прорывы в нашу оборону.
Ничто так тогда не выводило из себя генерала, как замедление темпов. Июль и почти весь август эта армада топталась на месте, не проводя стратегических операций.
Движение на Киев началось 26 августа из Рославля.
Я заложил посылку для Максима Петровича с сообщением о повороте армий к Киеву. Но я был уверен, что такой маневр не остался незамеченным командованием Красной Армии. Велась воздушная разведка, действовали партизанские отряды, шла интенсивная переброска войск по железным и грунтовым дорогам, а главноеослаб натиск на центральных участках фронта.
После войны я узнал из докладной записки генерала армии Г. К. Жукова в Ставку, что он точно предугадал этот маневр противника.
Внезапным удар группы армий "Центр" на юг не был, но отразить его было не так-то просто.
Удар на Киев был таранным ударом, и сдержать его силами, которыми располагал Юго-Западный фронт, было невозможно.
Но уже 28 августа головной танковый корпус под контрударами частей Красной Армии остановился и даже перешел к обороне, а через два дня еще одна дивизия попала под контрудар и, оставив на поле боя десятки пылающих танков, откатилась на исходные позиции. В то же время усилился нажим советских войск из района Трубчевска, что сдавило левый фланг группы...