Избранная грешником
Шрифт:
Я стараюсь не задеть тело Марии, когда выхожу из самолета и несу ее к ним.
— Спасите мою малышку, — умоляет дядя Алексей одного из врачей, пока я укладываю ее на носилки.
— Я сделаю все, что в моих силах, сэр, — отвечает она, прежде чем они подталкивают ее к лифтам. Мы все следуем за ними, и, заходя внутрь, я беру Марию за левую руку. Мой большой палец касается ее пустого безымянного пальца, и клянусь, в следующий раз, когда я надену ей свое кольцо, скажу ей, как сильно я ее люблю.
Прямо
— Вернись ко мне.
Двери открываются, и я отступаю, когда они вывозят ее из лифта и везут по коридору.
Мы останавливаемся у двойных дверей, и медсестра советует нам подождать в приемной.
Никто не произносит ни слова, между нами висит тяжесть произошедшего.
Мы никогда не думали, что кто-то может противостоять Братве и итальянской мафии.
Мы думали, что непобедимы.
Мы ошибались.
Я опускаюсь на стул и закрываю лицо руками.
— Это были албанцы, — бормочет дядя Алексей.
— Они месяцами пытались проникнуть на территорию Луки, — сообщает Виктор нашему крестному отцу.
Она была моей женой всего три дня, а это значит, что они следили за каждым моим шагом.
— Они планировали эти нападения некоторое время, — говорю я. — Это не последнее. — Я поднимаю голову и смотрю на каждого из остальных мужчин. — Как только Мария вернется домой и ей станет лучше, я вступлю с ними в бой.
— Мы, — рычит дядя Алексей. Он встречается со мной взглядом. — Мы вступим с ними в бой.
Глава 25
ЛУКА
Тетя Белла и тетя Ариана врываются в комнату ожидания, мои родители следуют за ними.
Моя мать была с моими тетями, когда случилось это дерьмо, и дядя Алексей позвонил им только после того, как мы добрались до больницы.
— Что, блять, случилось с моей дочерью, — кричит тетя Белла.
— Ее похитили албанцы, — объясняет Виктор.
Глаза тети Беллы полны ярости и беспокойства, когда она встает перед своим мужем.
— Почему это произошло? — Она направляет свой гнев на меня. — Почему ее не защитили?
Когда Виктор делает шаг вперед, я хватаю его за руку и качаю головой.
— Это на моей совести.
Все взгляды обращаются ко мне, когда я говорю:
— Я беру на себя всю ответственность. У нее должно было быть больше охраны. — Я качаю головой, в моем голосе слышится сожаление. — Я не смог уберечь Марию, и этого я никогда себе не прощу.
— Я тренировал Ивана и Льва, — бормочет дядя Алексей. — Они были хороши.
Я качаю головой.
— У Марии должна была быть целая свита охранников. Это на моей совести.
— Боже мой, — плачет тетя Белла. — Может, не будем сейчас устраивать
— Детка, — бормочет дядя Алексей, пытаясь взять ее за руку.
Тетя Белла отстраняется от него, ее латиноамериканский темперамент разгорается все сильнее.
— Не деткай мне.
Она подходит и встает передо мной, ее глаза холодны как лед.
— Я хочу голову человека, который сделал это с моей дочерью, на золотом гребаном блюде.
Я киваю, молча клянясь найти и убить того, кто причастен к покушению на жизнь моей жены.
Ее подбородок дрожит, затем она спрашивает:
— Ты хотя бы сделал ее счастливой последние три дня?
— Я любил ее всем сердцем.
Лицо тети Беллы искажается, и она поворачивается к дяде Алексею за утешением.
Нуждаясь в минутке одиночества, я выхожу из комнаты ожидания и бесцельно иду по коридору.
Не прошло и трех дней, а я уже подвел Марию. Она была моей, и я должен был ее защищать. У меня должна была быть армия, охраняющая каждый ее шаг.
Это такая горькая пилюля, которую нужно проглотить, что я чуть не подавился ею.
Я останавливаюсь перед окнами от пола до потолка и тупо смотрю в ночь.
Пожалуйста, переживи это.
Я чувствую руку на своей спине, затем мои родители подходят и встают по обе стороны от меня. Мама берет меня за руку, в то время как папа обнимает меня сбоку.
— Что, блять, я наделал? — Я стону, чувство вины становится непреодолимой горой в моей груди. — Как я мог позволить этому случиться?
Папа заключает меня в объятия.
— Никто этого не предвидел.
— Я должен был. — Я отстраняюсь от своего отца, мое чувство вины перерастает в ярость. — Я был так чертовски уверен, что ни у кого не хватит мужества противостоять нам. Это из-за моего высокомерия женщина, которую я люблю, подверглась пыткам. — Я встречаюсь с ним взглядом. — Она может умереть.
— Она не умрет. Мария сильная.
Воздух вырывается из моих легких, и я вспоминаю, как сильно она боролась.
— Dio, Papa16. Ты бы видел, как она сражалась. Она была такой яростной.
Если бы я не был поглощен страхом, виной и гневом, я бы воспользовался моментом, чтобы почувствовать гордость за Марию.
Найдя силу в своих родителях, я киваю.
— Она выкарабкается.
— Конечно. — Папа сжимает мое плечо. — В ее жилах течет кровь Козлова и Терреро, и ни того, ни другого нелегко убить.