Избранница Тьмы. Книга 3
Шрифт:
– Бархан тебя побери! – разразился гневно Шед, когда заметил, что я всё ещё стою рядом, покачиваясь от порыва ветра на отнявшихся ногах, подхватил под локоть, увёл со двора. – Ассару, иди в укрытие, наконец! Не испытывай терпение, он мне голову оторвёт, если ты заболеешь, – подтолкнул к двери. – Он жив, всё будет хорошо, – уже спокойнее добавил, уверяя. – Слышишь?
Я закивала бездумно. Да, да, всё будет хорошо. Хорошо. Попятилась по порогу, оборачиваясь, наблюдая, как Шед быстрым шагом вернулся к исгару. Сжимая обледенелыми пальцами грубую ткань плаща, я огляделась. Дымились тела лойонов, изъеденные тьмой, в вихрящемся пепле и снегу,
Тьма уничтожила всё живое, обглодав мясо лойонов, и не коснулась меня. Он мог всех испепелить, но из-за меня не сделал этого, не хотел причинить мне вред, ведя безмолвную борьбу со своей тьмой внутри себя. Боролся, находясь рядом со мной каждый раз, всегда, каждый миг.
Я не помнила, как отогревалась у камина, как сменила платья и смыла кровь, наложив повязки на раны – ребёнок во мне приказывал заботиться о себе, а я в первую очередь заботилась о нём. Я даже не помнила, как провалилась в сон, просто села, прикрыв веки, и уснула. Смертельная усталость и пережитое буквально подкосили, я даже не смогла, не успела возразить этому.
Когда проснулась, подскочила, забыв об увечьях, бросилась из покоев, замечая, что за окном уже ночь. Шед вышел навстречу, беспокойно оглядывая меня, а я в ожидании и страхе смотрела на него.
– Как он?
– Хорошо, – страж нахмурился, – лучше, чем был, – добавил тут же. – По-другому и не могло быть.
– Я хочу видеть его.
– Не сейчас, Истана.
– Почему? Он приказал?
– Приказал мне за тобой смотреть, но мне нужно кое-что раздобыть, поэтому отлучусь ненадолго.
Шед пошевелился, выдёргивая меня из размышлений.
– Остался кто-то ещё в живых?
– Нет. Тьма никого не щадит.
И я не знаю, какими силами она не коснулась меня. Быть может, ребёнок отгородил от неминуемой участи, или не позволил Маар. Я не знаю.
– Как выжил ты?
Шед внимательно оглядел меня.
– Это долгая история. Королевские стражи не зря были отобраны, чтобы бороться с силами Бездны.
Я посмотрела на него долго. Сколько всего хранит в себе этот мир, тёмный, суровый, жестокий. Мир, в котором остаются в живых только сильнейшие, мир, в котором рождаются дети с тьмой внутри. И мне ещё, верно, предстоит пройти не одно испытание.
Я думала, что попала в ад и обречена на вечные муки, невольно оказавшись в плену у самого жестокого демона Северных гор. Он приносил мне только боль, учил меня быть сильнее, быть устойчивее, чтобы выжить здесь, учил меня наращивать слой кожи, чтобы уметь жить в этом мире и не быть растоптанной ногами тех, кто стоял выше меня, он хотел, чтобы я жила, чтобы увидела, что во мне столько же тьмы, сколько и в нём. И я ничуть не чище. Исгар знал свою жестокость, хладнокровность и расчётливость, а я – нет. Насколько могу быть изощреннее, бездушней. Я думала об этом, и меня охватывал холод, осколками впиваясь в душу.
– Мне нужно идти, – напомнил о себе Шед.
Я моргнула, видя хмурое лицо воина, кивнула.
– Скоро вернусь.
Весь долгий день я пробыла в покоях, как мне было велено. Внутри горело всё в ожидании так, что не хватало дыхания. Наверное, ещё боялась. Боялась, как Ремарт
Знакомое давление силы нахлынуло тягучим потоком жара. Голову мгновенно заволокло туманом, заставляя сердце колотиться быстро. Я напряглась вся, чувствуя, как стены растворяются, становятся неустойчивыми, как сбивается моё дыхание, как бы я его ни пыталась контролировать, всё напрасно. Дверь отворилась, и давление усилилось, неровными обрывистыми волнами настигая меня, как удары камней, говорящие о плохом состоянии Маара. Слишком, чтобы это скрывать.
Я повернулась.
Перед глазами поплыли темные пятна от того, как бешено заколотилось сердце в груди, ребра больно сжало. Я сглотнула, посмотрев прямо перед собой, чувствуя, как обволакивает топь тёплого онемения. Внушительная фигура Ремарта оставалась неподвижной. Все мысли перепутались. Закрутились вихрем чувства: радость, обида, злость. Но всё же радости было больше. Маар смотрел с жадностью, поглощая чёрными глазами, блестевшими голодно в полумраке, даже сейчас, когда он смертельно бледен, и тёмные круги у глаз, бесцветные губы, осунувшееся лицо, чуть приподнятые в тяжёлом дыхании плечи. В груди стало тесно слишком, слишком душно. И волна жара обдала с головы до ног, разбив панцирь моего самообладания.
– Во тьме всегда виден свет… – произнёс он чуть хриплым, но ровным голосом, – …свет настолько яркий, настолько ослепительный и манящий, настолько чужой и недосягаемый, что испытываешь боль. Боль от понимания, что не можешь прикоснуться. Ревность. Ты не можешь позволить, чтобы этот свет достался ещё кому-то. Одиночество, ведь тебе никогда не дотянуться до него, и ты навечно обречён на скитания.
Маар приблизился. Каждое движение давалось с трудом и мукой, хоть он оставался непроницаемым, но я понимала, каких усилий это стоило ему. Он повреждён, я чувствовала след тьмы в его теле, словно дыру, из которой сочились боль и холод. Меня продрала дрожь, заколотило ознобом от того, что в этом виновна и я.
– Всё хорошо, Истана, моя ледяная ассару, всё хорошо, – он прижал к себе онемевшую в ужасе меня, и я почувствовала под ладонями тугую повязку и страшную рану…
Он сжимал в крепких объятиях, ласкал, обрушивая на меня свою страсть, успокаивая, утешая, что-то говорил на ухо горячо, жарко, проникновенно. Слова окутывали ватой моё сознание, делая тело податливым, непослушным, оно плавилось в его руках, как золото в жерле печи. Он приручил меня. Он приучал меня смотреть только на него, в бездну его тьмы, согревая в своих руках. И я смотрела, завороженная, обессиленная, любящая настолько, что ломило рёбра от его близости, от движения его горячего, как угли, взгляда по мне, от голодных до моего тела губ.
Я закрыла глаза, растворившись в нём, отдаваясь его ласке, ощущая скольжение его губ по шее, вверх к губам, они впивались в мой рот властно, жадно имея. Тяжело и с шумом дыша, отстраняясь провёл по щеке пальцами, касаясь шеи, перевязанных запястий и, живота.
– Кто пытался это сделать?
Я выдохнула, опуская взгляд и вновь возвращая, теряя способность говорить. Объяснить.
– Ты пыталась навредить себе, очень непростительно, Истана… – утянул в чёрный янтарь своих глаз, – очень, и я должен тебя наказать за это.