Избранницы
Шрифт:
Лежа вечером в кровати, я вспоминала наш разговор и, радостно взволнованная, твердо решила стать достойной доверия сестры Барбары, защищать ее от всяких напастей, — словом, сделаться верным и мужественным другом преследуемой.
Разбудил меня крикливый голос Зоськи:
— …Знала, что я должна натирать полы, но предпочла сама мучиться, лишь бы я не забрала из детского сада сдобу…
Мне стало даже жарко от страха. Куски сдобы, оставшейся от детишек из монастырского детского сада, по праву принадлежали той, на долю которой выпадала
Напяливая на себя одежду, я вынуждена была выслушивать отчаянные Зоськины вопли:
— …Предпочитает сама руки марать, лишь бы мы ничего не получили.
Владка и Янка поддакивали Зоське. Ни одной из девчонок не пришло в голову, что у сестры Барбары, когда она сама взялась натереть полы, могла быть совсем другая цель, нежели лишение сирот кусочков оставшейся сдобы. Я молчала, трусливо радуясь тому, что дело само по себе заглохнет.
Но оно не заглохло. Когда я вернулась из школы, то застала в трапезной почти всех девчат, которые плотным кольцом, рассерженные и возбужденные, окружили сестру Барбару. Зоська, как жертва алчности и несправедливости монахини, приставленной к детскому саду, жалобно всхлипывала.
— Прошу вас ответить, — настаивала Гелька возбужденным голосом. — Зоська говорит, что ей выпала обязанность натирать полы, но вы сами выполнили всю работу, чтобы куски хлеба выбросить курам. Почему вы это сделали?
Стоя за дверями, я думала, что сейчас упаду в обморок. В трапезной наступило молчание, а потом снова раздался огорченный голос Гельки:
— Ведь сестра знает, что мы никогда не бываем сыты. Разве сестра не знала этого?.. Пусть сестра ответит!
— Знаю.
Воцарилась тишина. Ее прервал громкий возглас Гельки:
— Почему же вы поступили так по-свински?
Я отскочила от двери. Сестра Барбара вышла из трапезной. Глядя вслед удалявшейся по коридору монахине, я подумала с грустью, что если признаюсь девчонкам в том, что съела остатки сдобы, то на долгое время буду устранена от дележа кусков хлеба из детского сада. И эта боязнь одержала верх над стремлением к правде. А с той минуты, как я решилась умолчать о своем поступке, вся вчерашняя нежность и восторженность по отношению к сестре Барбаре улетучилась из моего сердца. С мстительной радостью вспомнила я, что все же как-никак, а, по свидетельству девчат, сестра Барбара была негодницей и, как гласит евангелие, она будет за это брошена в огонь. Посему нет нужды выражать какое бы то ни было сочувствие в ее адрес.
После обеда Зоська подошла ко мне и прошептала:
— Янка сказала, чтобы ты сейчас же пришла на чердак.
С подавленным чувством я поплелась следом за нею наверх.
Зоська ступала по лестнице, крутя бедрами так, что залатанное сзади платье ходуном ходило. На половине лестницы она приостановилась.
— Ты видела, что сестра Барбара выносит из детского
— Ничего я не видела.
— Не лги!
— Я не лгу!
— А это что?
И Зоська извлекла из-под фартука потрепанного мишку.
— Может быть, скажешь, что и этого мишку она не вынесла? Она выносит игрушки из детского сада и раздает их малышкам. А если какая-нибудь из игрушек пропадет, так она скажет, что мы украли. Наверняка! Ее мало будет волновать, если с нас спустят шкуру.
На верхней ступеньке лестницы сидела Сташка и плакала. Увидев нас, она бросилась с ревом к Зоське.
— Отдай моего мишку!
В ответ на это девчонка получила игрушкой по голове, и Зоська захлопнула перед самым ее носом дверь, ведущую на чердак. Здесь, среди вороха рабочей одежды, возле окна стояли Янка и Владка и о чем-то таинственно шептались.
Из-за двери, предусмотрительно закрытой на крючок, доносились горькие всхлипывания малышки.
— Отдай моего мишку! Чтобы тебе господь бог голову оторвал! И ноги! Отдай мне мишку!
От ее воплей у меня разболелась голова. Слыша, что Янка и Владка шепчутся о сестре Барбаре, я пробормотала угрюмо:
— Ну, чего вы снова хотите от нее?
— Слишком много суется она в дела малышей.
— И только развращает их, — вставила Владка. — Господь Иисус сказал, что тому, кто развращает детей, лучше привязать камень на шею. Она только делает вид, что играет с малышками, а на самом деле старается ради того, чтобы иметь возможность увидеться с ксендзом.
Запертые двери затряслись под ударами кулаков, послышался душераздирающий крик:
— Господи, помоги, чтобы эта обезьяна отдала мне мишку!
— Пусть Зоська отдаст игрушку или я всех вас тут поубиваю!
Янка окинула меня удивленным взглядом и, пожав плечами, открыла дверь:
— Иди сюда!
Сташка замерла на пороге — спавшие чуть не до пяток чулки, одеревеневшие руки, дыры на локтях, покрасневшее от холода и слез лицо.
— Хочешь мишку? — Владка потрясла игрушкой перед ее носом.
— Хочу.
— Тогда повтори, что сестра Барбара говорила ксендзу на крыльце.
— Мишку… — всхлипнула Сташка, следя глазами за игрушкой, зажатой в поднятой Владкиной руке.
— Скажи, — держались они за руки?
— Отдай!
— Скажи, ксендз обнимал сестру Барбару? — толстощекое лицо Владки раскраснелось от возбуждения.
— Отдай его!
— Ну, говори же, — целовались они?
— Отдай мишку! — Сташка приподнялась на цыпочки, пытаясь дотянуться рукой до игрушки.
— А иди ты к дьяволу со своим мишкой! — Владка распахнула вдруг окно и выбросила игрушку. Мишка шлепнулся на крышу, покатился по ней, но задержался возле трубы.