Избранное: Проза. Драматургия. Литературная критика и журналистика
Шрифт:
– Опять?
– Да.
Мне совсем не хотелось снова идти на район к нарикам, но сказать пацанам об этом я не мог. Хотелось выпить, а выпить было нечего. И денег тоже нет. Повезло, что Матросу, Кириллу и еще двум «весовым» пацанам со Спутника тоже хотелось выпить. Они принесли с собой бутылку водки и три бутылки портвейна. У нас были заныканы стаканы. Пили молча, закуривая каждую порцию «Примой». Только Матрос говорил, когда давал мне или Вовцу стакан с выпивкой:
– На, только сразу. Не грей её, а то закипит. Пацанам тоже хочется.
Мы не могли выпить водку одним
Допили и вышли к подъезду. Мне уже было всё по барабану. С чердака я захватил ржавую цепь, тяжёлую, на такой собак держат.
Матрос сказал:
– Я подарок им несу, – и вытащил из-под куртки велосипедную цепь.
Я загоготал.
– Я тоже взял. Прям в тему, – и показал свой «подарок».
Почувствовал, что Матрос меня зауважал. Поступок конкретный, правда, если я цепь не использую, то его уважение превратится в презрение. Но я использую – нариков нужно наказать. Мы спрятали цепи, чтобы не палиться.
– А мы так с братом помахаемся с ними. Без цепей. Правда, Санёк? – спросил Вовец.
– Да, без цепей. Мне с ноги нужно удар отработать… Сзади когда с поворотом. Корпусом так.
– Пока будешь удары отрабатывать, тебя завалят, – мудро заметил Матрос.
Вовец и Саня просто очковали. Они знали, что кого менты поймают с цепью, на того могут списать что угодно. А в групповой драке случается всякое. Мы стояли около подъезда, ждали толпу со Спутника и толпу с нашего района. Собирали пацанов по районам «шестёрки» Матроса и Кирилла. Пока нас было семеро. И зачем мужику нужно было делать это… Пьяный просто. Планка упала, вот и попал под раздачу.
Мужик прошёл с женщиной, наверно ему было лет тридцать. Он вдруг бросил её руку и вернулся к нам.
– Кто меня козлом назвал?
Матрос ответил культурно:
– Мы между собой разговариваем. Никто тебя козлом не называл.
Мужик сделал свирепое выражение лица:
– А то смотрите у меня. – И он хотел отойти в сторону.
– А чё смотреть-то? – спросил Матрос.
– Чё ты сказал… Да ты знаешь, я кто? Я живу там, – и показал на дальний дом.
– А я живу здесь, – ответил Матрос. Мы смотрели на мужика молча.
Женщина, которая была с ним, потянула его за руку:
– Пойдём, пойдём отсюда, Юра…
Но мужик не останавливался.
– Ты Лёшу-Железо знаешь?
– Я тебе приведу сотню Лёш. И что?
Мужик несильно ударил Матроса по лицу. И тут понеслось. Повалили, стали бить ногами. Женщина орала в стороне.
– Всё! Всё, пацаны! – сказал Матрос и позвал женщину. – Возьми его.
– Пойдём, Юра. Пойдём быстрее.
Но Юра не успокаивался.
– Ты ответишь за это…
– Ты угрожаешь, что ли?.. – и Матрос ударил мужика. Мы снова начали его пинать.
– Хорош, – остановил нас Матрос.
Женщина подняла мужика, и они заковыляли к своему дому.
– Блин, как бы ментов не вызвали. Пойдем к зелёному дому, – сказал Кирилл. – Туда походу пацаны должны стекаться.
Мы пошли, по дороге
Короче. Недалеко от нас есть пожарная часть. Там футбольное поле, баскетбольное. Там мы летом часто играли в квадрат, в футбол или баскетбол. Какие-то «левые» пацаны заняли наше поле. Матрос подошёл разбираться первым. Потом Кирилл подтянулся с пацанами. Потом я с Вовцом и Саней. Их было пятеро, нас человек девять, но вели они себя нагло. Да, совсем забыл… Не Матрос первый подошёл. Сначала мы «молодого» нашего послали. Его звали – Яйцо. Кругленький, упитанный, с наглой мордой. Он подошёл и сказал точь-в-точь, как мы велели:
– Эй, какого вы тут делаете на нашем районе? Вы откуда ваще?
Они подозвали его ближе. Худой длинный пацан дал ему пощёчину и что-то заговорил со злостью. Тут начали подтягиваться мы. Главный у них был толстяк. Он обернулся к пацану с выбитыми передними зубами и сказал:
– Кеша, пока ничего не вытаскивай, – потом обратился к нам. – Мы пришли сюда, и мы будем тут играть. А вы пошли…
Я почувствовал глубокую злость. Его наглая морда сочилась превосходством. Он нас презирал и был уверен, что он лучше нас. Лучше меня, пацанов. Я сказал твёрдо:
– Кеша, доставай, что там у тебя. И ко мне иди. Один на один.
Я сделал шаг вперёд. В глазах Кеши появился страх. И у толстого тоже. Остальные вообще опустили голову. Мы их набили очень сильно. Потом заставили Кешу собирать окурки вокруг пожарки. Был как раз напряг с деньгами – курить нечего. Нам помог добрый Кеша. У толстяка я отнял одноразовую зажигалку. После этого он с разбитой мордой, пыльный, в рваной одежде побежал. Над остальными мы поглумились часа три, потом выгнали пинками из пожарки. Они поковыляли к себе на район – опущенные и заплаканные. Так я понял, что врагам нельзя давать спуску. И что моя злость мне помогает, когда драться страшно, но нужно.
А толпа на Жаб собиралась. Пацаны подтянулись и со Спутника, и с нашего района. Группки стояли в трёх разных дворах. Человек сто, наверно, было. Может, чуть меньше. Тронулись постепенно друг за другом.
Я шёл в первой толпе с Матросом и Кириллом.
– Хочется тому с ремнём голову пробить, – это говорил не я, а водка во мне.
А, может быть, и я. Мне хотелось драться. Жабы расслабились. Почти все разошлись по домам, осталось человек десять около подъезда. А тот пацан, который был с ремнём, теперь сидел с гитарой. Около него стояла та самая, в короткой юбке. На поводке у её ног вился чёрный пудель. Типа он играет своей биксе и её собаке. Я действовал жёстко. Вытащил цепь и ударил пацану по лицу. Наотмашь двумя руками. Девка заорала, но её с ноги успокоил Кирилл. Кто-то из пацанов ударил собаку. Началось махалово. Белобрысый с разбитым лицом уже не вставал. Потом я узнал, что убил его с одного удара.