Избранное в двух томах
Шрифт:
иногда и упреках. Но, кроме всего этого, существовал еще один неисчерпаемый
источник, щедро питавший нас авиационным умом-разумом,— летная комната.
Когда летчики собирались в ней, одна за другой следовали невыдуманные
истории, каждая из которых будто случайно (а может быть, как я полагаю сейчас, не так
48
уж случайно) приводила к конкретным и очень важным профессиональным
выводам.
Впрочем, в комнате летчиков велись не только строго
Должное внимание уделялось всему, что помогало отдохнуть и рассеяться между
полетами: обсуждению только что прочитанных книг, бесконечным рассказам на
житейские (чаще всего комические) темы, взаимным розыгрышам, шахматам и
даже бильярду, поиграть на котором частенько захаживал работавший по
соседству Чкалов.
Играли по-разному, но чаще всего на «под стол». Проигравший должен был
залезть под бильярд и проникновенным (обязательно проникновенным!) голосом
превозносить высокий класс игры победителя, одновременно всячески понося
себя самого.
Чкалов проигрывал редко, но если уж проигрывал, то проделывал процедуру
подстольного покаяния с чрезвычайной серьезностью.
Трудно было в то время назвать человека более популярного, чем он.
Человеческая слава, как известно, бывает разная.
Иногда это — статьи, очерки, книги о знаменитом человеке, его портреты в
газетах и журналах, неизменное появление в президиумах многочисленных
торжественных и не очень торжественных заседаний, торопливый шепот за
спиной: «Смотри! Смотри скорее! Вон идет такой-то.. »
Но есть и другая слава. Ее носители известны главным образом узкому кругу
специалистов. Так были и есть люди, популярные в авиации, медицине, среди
моряков, геологов, историков. Про их славу можно сказать, что она
распространилась не столько вширь, сколько вглубь. Каждое их меткое слово, каждый мало-мальски интересный случай из их жизни передается из уст в уста, обстоятельно комментируется, обрастает красочными, хотя, увы, не всегда
безукоризненно правдоподобными подробностями.
Такая слава не только светит — такая слава греет!
Про Чкалова можно сказать, что его не обошла . ни та, ни другая.
Он был знаменитым человеком в полном смысле этого слова: одним из
первых — девятым по счету — Героев Советского Союза, депутатом Верховного
Совета, комбригом (это воинское звание соответствует нынешнему генерал-майору). О ней иного в часто
49
писали газеты. Прохожие на улице узнавали и тепло приветствовали его.
Все это, однако, никак не повлияло ни на его отношение к людям независимо
от
Не повлияло, несмотря на то (а может быть, напротив: именно потому!), что
популярность Чкалова была весьма недавнего происхождения. Она сразу — как-то ударно — навалилась на него весной тридцать пятого года, когда
Орджоникидзе на аэродроме, во время очередного осмотра правительством новой
авиационной техники, представил его Сталину и рассказал, как героически
боролся Чкалов за сохранение нового опытного истребителя И-16, у которого в
одном из испытательных полетов не вышла нога шасси. Назавтра Чкалов был
награжден орденом Ленина. С этого и пошло.
А до того судьба не только что не баловала Валерия Павловича, но, можно
сказать, обращалась с ним довольно жестоко. Его и начальство ругало, и из
военной авиации дважды выставляли, и без работы ему пришлось походить, и
даже в тюрьме посидеть! И если все превратности жизни все-таки не ожесточили
его душу, по одному этому можно судить — какая это была душа!
В авиации Чкалова знали и любили даже в самые трудные периоды его
жизни, задолго до того, как пришла к нему широкая известность.
Я говорю — в авиации, хотя точнее было бы сказать — в авиации и вокруг
нее, включая в это, может быть, не очень строгое понятие не только людей, делающих самолеты, обслуживающих их и летающих на них, но и огромное
количество планеристов, парашютистов, авиамоделистов, наконец, просто
любителей авиации, до поры до времени не связанных с ней профессиональными
(или полупрофессиональными — любительскими) узами.
Автор этих строк как раз переживал «авиамодельный» период своей
биографии, когда впервые услышал о Чкалове из уст одного из старейших, к
сожалению, малоизвестных русских летчиков — Евгения Михайловича
Мододцова, соседа и давнего знакомого моих родителей.
Евгений Михайлович, летавший еще в первую мировую, а затем в
гражданскую войну, служил в Ле-
50
нинграде вместе с Чкаловым, так что его рассказы представляли собой не
изложение легенд о Чкалове (каковых тоже ходило немало), а то, что сейчас
именуется информацией из первых рук.
Что говорить, основания для формирования легенд здесь были!
Чкалов летал не так, как другие летчики. Он активно выискивал в полетах
что-то новое, нестандартное, не лежащее на поверхности, такое, что было
непросто даже выдумать, не говоря уж о том, чтобы выполнить. Именно этим, а