Избранное: Величие и нищета метафизики

Маритен Жак

Поэтому, как бы мало ни касалось оно жизни, оно побуждает человека искать совершенства, создавать шедевр из себя самого, просто выявляя, раскрывая свою личность. Честно сказать, это глупо. Человек уже не может достигнуть естественного совершенства — ему предложено лишь совершенство сверхъестественное, а «на путях к совершенству естественному он встречает грех». Нам не избежать стигматов; или это язвы ветхого Адама, или раны Христа.

Словом, искусство внечеловечно, тогда как святость — сверхчеловечна. Отсюда и все подобия, о которых я говорил, сама необходимость подвига — но и ненасытность идола, и ложь, и соблазн, который рано или поздно побудит искать в извращенности того, что даст одна только святость.

Вы предлагаете Господу прекрасное чудище. «Искусство для искусства так же нелепо, как искусство для черни. По мне, нужно ИСКУССТВО ДЛЯ БОГА». Парадоксально, но не так уж немыслимо. Средние

века (на свой лад, мы уже так не можем) непроизвольно блюли это — из мира и впрямь изгнали бесов, четыре стихии были христианскими.

Вера и поэзия ссорятся порой, но как сестры. В мире достаточно зла, чтобы умерщвлять себя слишком суровой добродетелью. Однако искусство само собой идет к Богу — но не нравственно, не так, как идет человек; оно устремлено к вселенскому Началу всякой формы и всякой ясности. Достигая по-своему какого-то уровня чистоты и величия, искусство непроизвольно являет лад и славу невидимого, знак которых — красота. Китайское ли, египетское, оно — христианское в уповании своем и в образе (искусство, не художники!). Конечно, как сказал Фра Анджелико, «чтобы писать Христово, надо жить со Христом». Однако прежде надо быть художником. Если кто не «пишет Христово», считая себя недостойным или же по какой другой причине, но сумел обрести частицу небес и дал нам «неподражаемый звук, который слышишь, когда разум ударится о красоту», он издалека, понемногу приуготовляется к тому времени, когда благодать пожелает воспользоваться им как самым достойным орудием. Я имею в виду «Сократа» Сати, «Свадебку» Стравинского, картины Руо и Пикассо и вашего «Орфея» [19*] , дорогой Жан.

[19*]

«Сократ» (1918) — симфоническая драма Сати по мотивам диалогов Платона. «Свадебка» (1923) — танцевальная кантата И.Ф. Стравинского. «Орфей» (1925) — пьеса Кокто. В 1951 г. Кокто снял одноименный кинофильм.

Церковное искусство, создающее то, перед чем люди молятся, обязано быть богословским, религиозным. Это — особый (хотя и очень важный) случай, помимо же этого Бог поистине не требует «религиозного» или «католического» искусства. Он хочет для Себя искусства как такового со всеми его особенностями.

Вы правы, Богу нужно самое лучшее. Ему приносят в жертву юную горлицу, агнца во всей его силе. «Господь любит древнее, а не старое». Академизмом Ему не угодишь, тут нужно дерзновение; трусость никак и никогда не смиренна. «Бог, — пишете Вы, — не выносит теплохладного». Да, это верно. Конечно, на небе — много дураков, но из этого не следует, что мы должны глупо служить Богу. Быть может, грехи против разума, против искусства, науки, поэзии не караются в ином мире, но тут, на земле, они находят кару; сыны света, которых Господь укорял за несмышленость, могли и сами в ней убедиться.

«Оставайтесь свободным», — говорит Вам отец Шарль. Многим ему пришлось сказать: «Обретите свободу». (А еще кому-то: «Снова идите в рабство», как советовал г-н Дега). Какого упорства, каких страданий стоила Вам свобода поэта! Я очень многого от нее жду.

Вы — Христов, никакие подделки не властны над Вами. Зачем Вам менять подчинение? Вы принадлежите Церкви, мистическому Телу Христа, а не миру сему, каким бы он ни был. Церковь — тайна. Церковь — это Христос, розданный и сообщенный людям [688] . Она охраняет лишь от греха. Но там, где любовь, только грех стесняет свободу, а значит — нет большей свободы, чем в Церкви.

[688]

«Церковь, — говорит Боссюэ, — это Иисус Христос, но Христос розданный и сообщенный людям». — «Вся тайна Церкви, — писал о. Клериссак, — кроется в равнозначности и взаимозаменимости двух слов: "Христос" и "Церковь". Этот принцип проясняет все богословские аксиомы, касающиеся Церкви. Например: Не может быть спасения вне Церкви означает на самом деле: Не может быть спасения без Христа» (H. Clérissac. Le Mystère de l'Église).

Церковь зрима и необъятна. В нее входят все крещеные — живые члены, если на них благодать, и мертвые, если они утратили любовь. Но помимо того ей принадлежат, как живые члены, еще не вошедшие в нее и тем не менее незримо единые с ее душою, все некрещеные, пребывающие в состоянии благодати, как бы они ни заблуждались относительно правой веры. Поэтому всё, что от Бога, исходит также и от Церкви.

Вы

пишете, что после июньских событий я иногда смотрю на Вас украдкой. Что же я вижу? Душу, узревшую свет Агнца, которая еще страдает, дерзко бросая вызов небу и всячески тщась не поверить раньше времени в радость. Она борется с Любовью, отбивается, прячется. Вы из тех, кто дает больше, чем обещал. Я знал, как Вы великодушны, но очень, очень хотел, чтобы Вы лучше меня воспользовались милостями Божьими, — они ведь так тонки, так неуловимы, а мы все думаем, что обретем их, когда захотим. О, если бы Вы смогли бежать быстрее меня!

Вы наделены прекрасной ревностью о свободе. Как я понимаю Вашу любовь к Антигоне [20*] . Однако она тем и дорога Вам, что, нарушая закон человеческий, следовала лучшему закону, неизменному и неписаному. Она сама говорит:

ου γάρ τι νυν γε κάχθές, άλλ' άεί ποτέ ζή ταΰτα, κούδεις οΐδεν έξ ότου φάνη [21*] .

[20*]

Характер античной героини привлекал Кокто. В 1922 г. им была написана драма, впоследствии положенная на музыку А. Онеггера (1927).

[21*]

Ведь не вчера был создан тот закон — Когда явился он, никто не знает.

Софокл. Антигона, 460–461. Пер. С. Шервинского и Н. Позднякова

Свобода девы, подчиняющейся законам богов, прекраснее свободы поэта или мыслителя. Однако мы призваны к свободе, которая еще выше, — к свободе душ, где воцарился Дух. «Quod si Spiritu ducimini, non estis sub lege» [22*] .

Не бойтесь, Жан, возмущение это вызовет. Все, что от Бога, его вызывает. Смотрите, как Христос «прошел посреди них и пошел далее» [23*] . Мир спасен тем возмущением, которое вызвала любовь; фарисеи еще от него не оправились, шум никак не уляжется.

[22*]

«Если же вы духом водитесь, то вы не под законом» (Гал 5: 18).

[23*]

Ин 8: 59.

Больше всего наших современников возмущает порядок, лад — порядок в духе и в истине, противный бестолковому порядку не меньше, чем беспорядку, — для нас с Вами это самоочевидно. Нет, как можно в философии просто прийти к разумению св. Фомы, потому что оно истинно! Чтобы изумлять, мудрости достаточно быть мудростью, поэзии — поэзией. Правда, поэтам всегда трудно удержаться от соблазна вкусить идоложертвенного, так что к ним нередко можно отнести укоризненные слова св. Павла.

Господь привязывает жернов на шею тем, кто соблазнит малых сих, детей. Вы считаете, что это добрый знак, если поневоле соблазнишь тех, кто утратил детство, «сведущих церковнослужителей и мирян», как называли себя судьи Жанны Д'Арк. Вы правы. В искусстве еще куда ни шло, а на другом уровне, выше, это становится важным. Апостол пишет, что «все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы» [24*] . Вот завидное возмущение, но мы его, увы, недостойны.

[24*]

2 Тим 3: 12.

В XVI в. Церковь возмущала еретиков — им думалось, что она слишком любит красоту. Что до меня, я восхищаюсь папами Возрождения, которые призвали всю красоту мира на помощь античной Матери добродетелей, когда дьявол в обличье моралиста спустил на нее своих псов. Времена Льва X дурны не тем, что они воздали лишнее искусству и чувственным формам [25*] , а тем, что не воздали должного благодати. «Наес oportebat facere, et illa non omittere» [26*] .

[25*]

Папа римский Лев X (1513–1521) был меценатом и покровителем Рафаэля и Микеланджело.

[26*]

«Сие надлежало делать, и того не оставлять» (Мф 23: 23).