Избранное. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
– О-о-о, спасибо, сэр! – воскликнул Малкольм. – Спасибо вам огромное!
– Не за что. Кто его знает, сколько я тут еще продержусь. И пусть уж лучше эти инструменты достанутся тому, кто сможет их оценить. Ну все, довольно. Ступай.
К концу недели мистер Крокер тоже исчез. Пропала и мисс Дэвис. Заменить их пока было некем, и мистеру Хокинсу, новому директору, пришлось поднять эту тему на собрании. Тщательно выбирая слова, он обратился к школьникам:
– Мальчики и девочки! Вы, должно быть, заметили, что некоторые учителя нас покинули. Разумеется, это вполне
Все прекрасно поняли, что это не просто рассуждение, а просьба, обращенная к носителям значков (разумеется, попросить их прямо мистер Хокинс не мог). Малкольму стало интересно, что из этого выйдет. Он внимательно смотрел и слушал – и через несколько дней заметил, что члены Лиги разделились на две партии. Одну группу составляли фанатики, желавшие продолжать наступление и донести на самого мистера Хокинса за то, что он посмел выступить с подобной речью. Другую – более умеренные, призывавшие повременить с новыми доносами и заняться закреплением успехов, почаще напоминая учителям, кто тут главный, и вынося открытые предупреждения, чтобы не дать им расслабиться.
В конце концов, вторая партия взяла верх. Учителя перестали пропадать, но некоторым приходилось брать слово на школьном собрании и приносить извинения за тот или иной проступок:
– К моему великому сожалению, я забыл начать урок с молитвы…
– Я хотел бы извиниться перед всей школой за то, что высказывал сомнения по поводу истории святого Александра…
– Я признаю, что совершил ошибку, когда упрекнул трех членов Лиги за плохое поведение на уроке. Теперь я понимаю, что это было вовсе не плохое поведение, а совершенно оправданная дискуссия по важным вопросам. Простите меня, пожалуйста.
Малкольм рассказал родителям об этих невероятных происшествиях. Родители рассердились, но не настолько, чтобы прийти в школу и пожаловаться, как мамы и папы некоторых других учеников. Или, может, они просто были слишком заняты. В один из вечеров на той неделе о Лиге святого Александра заговорили в баре, и отец велел Малкольму пойти и рассказать людям, что творится у них в школе. Судя по всему, то же самое происходило и в других.
– Кто за всем этим стоит – вот что мне хотелось бы знать, – сказал посетитель, у которого дети ходили в начальную школу в Западном Оксфорде.
– Ты не слышал, кто за этим стоит, а, Малкольм? – спросил мясник, мистер Партридж.
– Нет, – сказал Малкольм. – Те, у кого есть значки, просто доносят на кого хотят, и люди пропадают. Уже не только учителей забрали, но и нескольких родителей.
– Но кому они шлют свои доносы?
– Я спрашивал, но они говорят, что не скажут, пока я сам не стану носить значок.
На самом деле он уже не раз задумывался, не вступить ли все-таки в Лигу, чтобы выяснить о ней побольше и рассказать доктору Релф. Останавливало лишь то, что владельцы значков слишком часто ходили на церковные собрания, которые, опять-таки, были секретными, и узнать, о чем там говорят, не было никакой возможности. Слишком уж много времени
Впрочем, был еще один способ кое-что выяснить. Эрик, поначалу сомневавшийся, стоит ли вступать в Лигу, в конце концов решился и теперь гордо носил значок. Но, само собой, он остался прежним Эриком, и Малкольм быстро убедился: если задавать правильные вопросы, Эрик выболтает все секреты – просто потому, что делиться секретами вдвое приятнее, чем хранить их. Так что вскоре Эрик рассказал другу почти все, что знал сам.
– А вот если бы, например, ты захотел разоблачить мистера Джонсона, – начал Малкольм, специально назвав самого набожного и потому самого маловероятного кандидата, – кому бы ты об этом сказал?
– А-а, ну смотри. Есть процедура. Нельзя просто пойти и наговорить на кого-то, кто тебе не нравится. Это нехорошо. Но если у тебя есть веские причины и точные факты, указывающие на неподобающее или греховное поведение, – пробубнил Эрик на одном дыхании, так что сразу стало понятно, что эту формулировку он затвердил наизусть, – то надо написать имя на бумажке и отправить ее Епископу.
– Какому епископу? Оксфордскому?
– Не. Просто Епископу, так его называют. Может, лондонскому, а может, еще какому. В общем, просто пишешь имя и отсылаешь ему письмо.
– Но это же кто угодно может сделать! Например, я могу сообщить о миссис Блэнчард, за то что она оставила меня после уроков.
– Ну, нет! В этом же нет ничего неподобающего. Ну, или там греховного. А вот если бы она начала учить тебя атеизму, это было бы греховно. И тогда да. Тогда ты бы спокойно мог о ней сообщить.
В этот раз Малкольм не стал больше давить на него. Это вроде рыбалки: как сказал бы сам Эрик, «нужно подгадать момент».
– Помнишь мисс Кармайкл? – спросил он на следующий день. – Я, кажется, видел ее еще до того, как она пришла в школу. Она приходила в монастырь и о чем-то говорила с монахинями.
– Может, она хочет, чтобы они взяли на перевоспитание некоторых учителей, ну или кого-нибудь там еще, – предположил Эрик.
– Что еще за перевоспитание?
– Ну, это когда тебя учат, как правильно.
– О-о… Так это она – самая главная? Она заправляет всей Лигой?
– Не. Она всего-навсего диаконисса. Священником она быть не может, потому что она – женщина. Наверное, она подчиняется Епископу – ну, я так думаю.
– Так что, выходит Епископ – самый главный?
– Ну, об этом мне нельзя говорить, – насупился Эрик, что означало только одно: он и сам понятия об этом не имеет. – На самом деле мне вообще нельзя с тобой говорить. Или только для того, чтобы убедить вступить в Лигу!
– Ну, так ты именно это и делаешь, – успокоил его Малкольм. – Все, что ты говоришь, убеждает меня все больше и больше.
– Значит, ты тоже примешь значок?
– Пока еще нет. Но, наверное, уже скоро.
Итак, чтобы выяснить, зачем мисс Кармайкл приходила в монастырь, нужно было поговорить с монахинями. Поэтому в четверг вечером Малкольм побежал туда, невзирая на дождь, и постучал в дверь кухни. Переступив порог, он тут же почуял резкий запах краски.
– Ох, Малкольм! Ты меня напугал! – воскликнула сестра Фенелла.